Современный французский детективный роман

Сименон Жорж

На другом конце провода Морелли, наверное, улыбнулся, возможно даже с досадой.

— Не буду от вас скрывать, действительно речь шла о чем-то в этом роде. Главное — придумать, как это сделать и искусно обойти положение о Гонкуровских премиях… Понимаете?

— Прекрасно понимаю и, кстати, полностью вас поддерживаю, — ответил Бари.

— Совершенно ясно, что мы не можем дольше находиться в этой нелепом положении. Первый веский аргумент нам подсказал Симони: ведь лауреат не соизволил явиться, и теперь понятно, почему! Мы имеем право считать, что жюри

нанесено оскорбление как самим романом, который оказался прелюдией к преступлению, так и тем, что автор не пожелал прийти. Вы поняли, что я хочу сказать: мы имеем дело и с обманом и с преступлением.

— Бесспорно, — согласился Бари. — Простите меня за параллель, но вы можете действовать по правилам лотереи: невостребованные выигрыши через определенный срок разыгрываются снова.

— Правильно, так мы и сделаем.

— А теперь, если вы не сочтете меня слишком нескромным, скажите, Жюль Воллар имеет шансы?

— Ш-ш-ш-ш. Терпение. Пока этот вопрос преждевременный. Нам еще надо подумать. Я даже прошу вас не слишком фиксировать внимание ваших читателей на этой щекотливой теме, разве что в присущем вам осторожном тоне…

— Поговаривают, что Воллар усиленно обхаживает некоторых членов жюри…

— Ну, ну, ну… Болтают всякое. Хотя, любопытная деталь, кажется, Воллар и Симони помирились. Как вы знаете, наш поэт не терпел Воллара, но Воллар хитер, как обезьяна. Он напечатал необычайно хвалебную статью о последнем сборнике Симони, и тот заявил, что очень польщен. Насколько мне известно, он пригласил его сегодня на ужин.

* * *

У небольшого кафе на набережной Селестен с велосипеда спрыгнул рабочий, судя по всему, он ехал на ночную смену.

С Сены поднимался ледяной пар. Париж был погружен в туман, густой туман, хоть ножом режь.

— Ну и погодка! — сказал велосипедист, открывая дверь в кафе.

Хозяин дремал за стойкой.

— Налейте рюмочку рома, — попросил рабочий.

В это время из телефонной будки вышел молодой человек в широком сером плаще.

Он заплатил за разговор, допил кофе, который ждал его на стойке, и вышел на улицу.

Было одиннадцать часов вечера.

В трех метрах уже ничего не было видно. Иногда сквозь толщу туманной стены медленно ползла машина. Свет желтых фар с трудом пробивался сквозь мглу. Машина тонула во тьме. Казалось, что давящая атмосфера приглушала шум мотора. У самой Сены можно было услышать легкий плеск воды и, если пристально вглядеться, различить смутные очертания тополей на острове Сен-Луи, да и то лишь потому, что знаешь об их существовании.

Постепенно все вокруг затихало. Далекий городской гул окаймлял этот район Парижа; здесь все дома погрузились в сон, жители словно вымерли. Все меньше проезжало машин, редкий прохожий спешил в какое-нибудь пристанище — теплое и гостеприимное, как оно рисовалось ему.

До чего же неуютна и неприветлива была эта туманная ночь! Стены зданий как будто колыхались в промозглой мгле, напоминая шаткие театральные декорации какой-нибудь трагедии.

Внизу текла река, но нельзя

было понять, где вода и где туман, откуда доносятся этот плеск, эти хлюпающие звуки. Даже не обладая воображением, можно было увидеть за каждым черным стволом тополя притаившихся людей, которые прикрывались грязными клочьями тумана.

Жозэ шел не спеша, бесшумно шагая по мокрому тротуару в своих башмаках на резиновой подошве. За его спиной среди ночи слабо мерцала освещенная витрина кабачка, потом и она утонула в тумане.

Репортер повернул с набережной Селестен на мост Мари и пошел по нему таким же спокойным и размашистым шагом.

У него еще было время.

Он спустился на набережную Анжу. Справа возвышались большие дома. Кое-где еще светились окна — расплывчатые, мигающие точки на фоне сплошной угрюмой стены.

Жозэ взглянул на свои часы и задумался. Получится ли все так, как он хотел. Он тщательно разработал свой план, но, кто знает, среагирует ли этот мосье Дубуа достаточно живо.

В общем-то Жозэ ничем не рисковал. Ну, потеряет вечер, прогуляется по туманному Парижу. А сколько он их уже потерял.

До дома Симони оставалось метров пять.

В этом шестиэтажном доме — Жозэ все обследовал еще днем — есть тяжелые деревянные ворота с двумя большими створами, усеянные массивными шляпками гвоздей. Створы раскрывались редко. Жители пользовались калиткой в правом створе.

Пройдя через калитку, вы попадали сперва в широкий проход, выстланный красным кирпичом, который вел к старинной лестнице с деревянными перилами, очень древними, времен Людовика XIII, замечательными перилами.

Жозэ притаился в дверном проеме соседнего дома, отогнул лацканы своего плаща, прикрыв грудь, и приготовился ждать.

Какая тишина!

Жозэ подумал: трудно представить себе, что я в центре Парижа. Какой-то мрачный, молчаливый, необитаемый, отрезанный от мира островок.

А вдруг ОН уже здесь? Вдруг ОН тоже караулит?

У Жозэ по телу пробежали мурашки.

Он огляделся по сторонам. Ничего не видно. Он воображал себя охотником. А что, если роли переменились и он стал дичью? Эта мысль не покидала его. А что, если тот, кого он выслеживает, пользуясь темнотой и туманом, спрятался где-то тут и сейчас следит за каждым его движением, чтобы в удобный момент дать о себе знать… выпустив по нему очередь…

Меткий ли он стрелок?

Ну, теперь уже недолго ждать. Жозэ снова взглянул на часы, они тикали, казалось, невероятно громко.

Издалека донесся какой-то гул, потом постепенно затих. Нет, это еще не то. Опять шум мотора, он то тише, то снова громче. Из-за тумана, да еще на таком далеком расстоянии трудно понять, куда идет машина. Вот гул стал отчетливый. По набережной Селестен идет машина. Вот она на мосту Мари, а теперь направляется сюда.

Это такси, да, такси. Такси, которого Жозэ и ждет.

Свет фар пробивался сквозь туман. Два глаза грязно-шафранового цвета. Такси остановилось у дома Симони.

«Внимание, — сказал себе Жозэ, — берегись номеров сверх программы».