Современный кенийский детектив
Шрифт:
— Не шевелись! — донесся сверху знакомый голос.
Зарывшись подбородком в пыль, я лежал, роняя пот на сухую землю. Во рту появился кисловатый привкус, я умирал от жажды. Откашлявшись, я крикнул:
— Фон Шелленберг!
Молчание.
— Фон Шелленберг! Или как прикажешь тебя называть?
— Сгодится и так, — спокойно отозвался он.
Я испытал облегчение, услышав его голос. Значит, он не карабкается вниз, чтобы подстрелить меня.
— Мюллер мертв, — сообщил я ему.
Молчание.
— Янос схвачен
Снова долгая пауза, потом до меня донесся его смех, отчего мне стало ох как тошно. Ну, конечно же, он знал, что про Яноса — это вранье. Больше мне сказать было нечего.
Прошло несколько минут, и фон Шелленберг спросил:
— Может, еще чего расскажешь?
— Увы!..
— Давай поговорим, — предложил он. — Время быстрее пойдет, и ждать не так скучно. Но никаких иллюзий — я все равно тебя прикончу!
У меня и не было иллюзий на этот счет.
Облако пыли тем временем приблизилось вплотную, и оно одно рождало во мне надежду. Если фон Шелленберг не ухлопает меня раньше времени, то я смогу хотя бы предупредить их об опасности, дав несколько выстрелов.
— Фон Шелленберг! — заорал я.
— Да?
— Ты когда-нибудь убивал черномазого?
— Я не разглядываю тех, кого приканчиваю, — не раздумывая отозвался он.
Выходит, фон Шелленберг отличается от Яноса и Мюллера.
— Смотрю я только на наличные! — добавил он.
Этот тип, пожалуй, покрепче орешек, чем его напарники.
— Ты хоть умеешь стрелять из своей пушки? — спросил он с издевкой.
— Бросай оружие и выходи сдаваться, — крикнул я ему.
— Неужто ты такой снайпер?
Я явственно представил себе его ухмылку.
— Как это ты сказал на прошлой неделе? Кения — жалкая третьесортная страна. Бандиты международного пошиба заглядывают к нам редко, не на ком набить руку…
В ответ раздались два выстрела, пули щелкнули о скалу над моей головой, снова посыпалась гранитная крошка. Я его рассердил, задел профессиональную гордость.
— Кто ты, фон Шелленберг? — спросил я, чтобы уточнить по голосу, где он.
— Завтра прочтешь в газетах, если в аду их получают.
Он оставался на прежнем месте.
— Зачем ты занимаешься таким грязным делом?
— А зачем люди работают?
— Ради денег?
— Ты умнеешь на глазах, — похвалил он меня, — хотя я до сих пор не возьму в толк, для чего ты ушел из полиции. У нас на Западе такому болвану ни за что не разрешили бы заниматься частной практикой. Какой из тебя детектив!
Он принялся надо мной глумиться, мстя за насмешку. Оно и понятно, тщеславие в большей или меньшей степени присуще всем.
— Раньше ты был обо мне лучшего мнения, — напомнил я. — Хвалил за Вэнса Фридмена.
— Да это было проще простого!
Выбросить в окно пьяного тоже довольно просто. Особой отваги на это не требуется, подумал я и спросил:
— Это ты его угробил?
Фон
— Еще одно подтверждение моих слов. Так ведь и помрешь третьесортной посредственностью.
— Значит, Янос?
— Догадайся сам, — сказал он.
Увы, облако пыли точно замерло на месте.
— А тебе известно, что Вэнс Фридмен агент ЦРУ? — спросил я.
Молчание. Мне почудилось, что голова его загудела от нагрузки — он этого не знал.
Я вспомнил про комиссара и Сэма: дело обстоит хуже, чем они могут предположить.
— Почему надо делать это именно здесь? — закричал я. — Раз уж корчишь из себя такого аса, убрал бы его дома, в Штатах.
— Стиль, старина, класс, — отозвался фон Шелленберг. — Убить президента среди бела дня — это уже не штука. С тех пор как ухлопали Кеннеди, этим никого не удивишь. Ну а здесь такого еще не бывало, в этом есть спортивный азарт. Все равно что охота на крупных хищников.
Он говорил всерьез, без намека на иронию.
— Заповедник окружен, у всех входов и выходов кордоны и патрули. Как ты надеешься выбраться?
— Напряги мозги!
Я последовал его совету.
— В свите Уэллса целый взвод секретных агентов. Живым тебе не уйти.
Молчание. О чем он в этот момент думал? Тут я вспомнил сине-серебристый "чироки" на взлетной полосе у "Баобаба", и у меня екнуло сердце. Конечно, на таком комарике далеко не улетишь, однако с его помощью фон Шелленберг сумеет сгинуть без следа. До танзанийской границы рукой подать, а оттуда открыты все дороги, по суше и воздуху, в Южную или Центральную Африку, на все четыре стороны.
— Кто тебе платит? — спросил я.
— Мне это безразлично, — ответил он, — не кто, а сколько! В этом дело.
Молчание.
— Ну и сколько же на этот раз? — спросил я.
— Два миллиона долларов.
Я задумался.
— Через Швейцарский кредитный банк?
— Вижу, с домашним заданием ты справился.
Пауза.
— Кто бы мог подумать, — сказал я, — что жизнь одного человека стоит такую прорву денег!
Он засмеялся.
— Кое-кому не нравится его миролюбие.
— Кому же?
— Ни за что не угадаешь?
Мы снова помолчали.
— В Америке есть люди, — продолжал он, — которые проливали слезы, когда закончилась война во Вьетнаме. Военная индустрия, приносившая огромные барыши, едва не обанкротилась. Торговцы оружием переключились на нелегальные поставки Латинской Америке и Южной Африке.
Он помолчал, потом продолжил:
— Эти трудолюбивые патриоты, эти лояльные граждане величайшей державы мира полны решимости и впредь заниматься бизнесом.
Помню, я читал где-то, что человек — это единственное существо во всей живой природе, которое охотится на себе подобных. Американцы готовы на убийство ради сохранения самой возможности убивать.