Современный польский детектив
Шрифт:
Майор, я не страдаю столь тяжелой формой склероза.
Не обижайтесь, пожалуйста. Я просто стараюсь объяснить причину вашей ошибки.
Я абсолютно ясно помню шрам на руке Ярецкого. Не забывайте также, что не только я узнал этого человека. А свидетельство Медушевского? Оно уже не в счет? Вы же сами присутствовали при этом. Я ни словом, ни жестом не пытался внушить Медушевскому своего мнения. И вы это тоже знаете.
Да, это верно.
Медушевский узнал в убитом моего клиента. Притом не просто одного из многих, а вполне конкретного — Влодзимежа Ярецкого.
Да, это удивительно. И все же вы оба ошибаетесь. Ярецкий уже почти два месяца покоится на кладбище. Небудем нарушать его вечный покой.
Кто
Пока мы этого не знаем. Но, безусловно, докопаемся.
И все же вы не убедили меня, майор. Я упрям и верю, что ближайшее будущее подтвердит мою правоту,
Меценат, все факты свидетельствуют, что это не Ярецкий.
Тем хуже для фактов,— ответил адвокат.
После ухода Мечислава Рушинского улыбка исчезла с лица майора. В разговоре с адвокатом он умышленно умолчал о многом. Имея все доказательства, майор был абсолютно уверен, что «человек в мешке» — это не Ярецкий. Да, это безусловно...
Есть такая достаточно мудрая поговорка: «Если двое говорят тебе, что ты пьян, иди проспись». Заявлением такого солидного человека, как адвокат Рушинский, и уверенными показаниями курьера нотариальной конторы Медушевского пренебрегать не следовало. Нельзя также все объяснять определенным сходством двух умерших мужчин или просто ошибкой. Прежде чем войти в здание милиции ,адвокат, безусловно, все хорошо продумал и остался уверен в своей правоте.
А если адвокат не ошибается? Может, и вправду этот человек, тело которого было найдено на дне Вислы, приходил в 104-ю нотариальную контору и отдал на хранение адвокату Рушинскому то странное завещание? Тогда показания адвоката и курьера бросают совсем новый свет на все дело Ярецкого.
Если к адвокату приходил «человек в мешке», то, следовательно, Влодзимежа Ярецкого у него не было. Значит, какой-то другой человек, личность которого милиции пока не удалось установить, каким-то образом завладел удостоверением личности Ярецкого и, используя свое сходство с ним, с успехом разыграл небольшую комедию, передавая на хранение завещание в нотариальную контору. Кому-кому, а ему, как следователю, было хорошо известно, что у адвокатов и в нотариальных конторах тождественность личности устанавливается беглым ознакомлением с удостоверением. Да и в других учреждениях дело обстоит точно так же. Никто ведь не прибегает к такому единственно надежному способу проверки тождественности, как отпечатки пальцев. Вот почему и адвокат действовал, ни минуты не сомневаясь в том, что имеет дело о владельцем ремесленного предприятия.
С какой же целью неизвестный выдал себя за Ярецкого и сделал такое странное завещание?
Вероятно, ради каких-то ему одному известных корыстных целей. Этому человеку, должно быть, стало известно, что Влодзимеж Ярецкий вскоре умрет, и он решил использовать это в своих целях. Скорее всего, чтобы путем шантажа заставить Ковальского отдать большую часть наследства. Наследства, которое тот должен был получить по милости этого мошенника.
Но Влодзимеж Ярецкий, как засвидетельствовали все, кто его знал, был совершенно здоровым человеком. А между тем тот, кто фальсифицировал его последнюю волю, точно знал, что владелец мастерской вскоре умрет. Он дажз предрекал эту смерть, находясь у адвоката. Уж не «помог» ли он сам «судьбе»? Не он ли убил Ярецкого, не он ли автор письма в милицию, в котором якобы сам Ярецкий сообщал о предстоящем самоубийстве? Ведь оба документа — завещание и письмо — были вручены адвокату Рушинскому одновременно.
Да! Именно так! Если принять эту, на первый взгляд фантастическую версию, многое становится понятным. И странные распоряжения в завещании, и стремление ущемить интересы жены, и даже оскорбительное замечание по ее адресу.
Но и в этой новой концепции не все было ясно. Если «человек в мешке» сыграл роль Ярецкого в кабинете адвоката,
Чем больше майор раздумывал над этим делом, тем более трудным и запутанным оно ему казалось. Майор решил пока никого не посвящать в свои предположения, в том числе и адвоката Рушипского. Вместе с тем он теперь был твердо убежден в необходимости немедленно возобновить расследование по делу об убийстве Ярецкого.
СМЕРТЬ «ОРГАНИЗАТОРА»
Прошло уже больше пяти недель, а следствие по делу «человека в мешке» не продвинулось ни на шаг. Капитан Мильчарек проклинал тот лихой час, когда начальник взвалил на него это дело. Несмотря на все усилия, не удалось даже установить фамилию и имя убитого.
Напрасно капитан Мильчарек каждые десять дней рассылал по всей стране фотографии убитого и напоминания о необходимости ответа на запрос. В отделе розыска пропавших лиц при Главном управлении милиции капитан Мильчарек стал едва ли не ежедневным гостем. В архиве просматривались дела за многие годы, сравнивались сотни самых различных происшествий, изучались фотографии. И все напрасно.
Майор Калинович довольно часто виделся с адвокатом Рушинским. Каждый раз, встречая майора, меценат задавал ему один и тот же вопрос: «Ну как там с делом Ярецкого?» И получал все тот же неизменный ответ: «Похоронен в день двадцать третьего мая тысяча девятьсот семидесятого года в присутствии Мечислава Рушинского». Обмен этими фразами вошел в церемониал их встреч. Упрямый адвокат ни па йоту не отступил от своего.
Обращения к общественности ничего, кроме дополнительных хлопот, не дали. Писем, правда, поступало много, и самых различных. Так, например, одна старая женщина утверждала, что убитый — ее сын, которого она безуспешно разыскивала с окончания войны. Другая женщина, из Щецина, признала в убитом мужа, уехавшего несколько лет назад за грапнцу и с тех пор не дававшего о себе знать.
Каждое сообщение тщательно проверялось. Изучались даже апонимпые письма, которых в милицейской почте тоже попадалось немало. Но все они, как оказывалось после проверки, вели на ложный след.
И вдруг все выяснилось — притом без всяких усилий и заслуг милиции. Вернее сказать, не милиции, а без усилий капитана Мильчарека и его группы, которым при одном только упоминании о «человеке в мешке» становилось дурно.
Итак, однажды — а случилось это в конце августа — в столичное управление милиции пришла телефонограмма. Отделение милиции одного из пригородов Варшавы сообщало, что к ним поступило заявление от гражданки Янины Видлевской об исчезновении ее квартиранта Романа Бре-гулы, который уже больше шести недель не появлялся в своей комнате. В связи с этим возникло предположение, не его ли разыскивает управление милиции по делу «человека в мешке».
Не прошло и получаса, как милицейская «варшава» с капитаном Мильчареком уже мчалась к Янине Видлевской. И на этот раз не напрасно.
Пенсионерка, вдова железнодорожника, Янина Видлевская имела небольшой собственный домик — итог праведных трудов супругов. После смерти мужа она сдавала две комнаты. Одну, большую, с отдельным входом через веранду,— молодой супружеской паре, ожидавшей кооперативной квартиры. Другую, поменьше,— Роману Брегуле, парикмахеру по профессии.
Старая женщина редко читала газеты, телевизора не имела. Сообщения по радио либо вообще не слышала, либо пропустила мимо ушей, не связала со своим квартирантом. Ее жилец часто исчезал, случалось — и на несколько дней. Поэтому Янина Видлевская не придала значения и более длительному его отсутствию. Но когда прошло более месяца, а от квартиранта все не было никаких вестей, вдова встревожилась и, прождав еще неделю, заявила в местное отделение милиции о его исчезновении.