Современный психоанализ. Введение в психологию бессознательных процессов
Шрифт:
6.4. Современные тенденции: дивергенция и конвергенция техник
Сейчас в значительно большей степени заметна тенденция к конвергенции психоаналитических техник, чем тенденция к их дивергенции. Это утешительно. Все психоаналитики считают непреложными следующие принципы: работа в ситуации «здесь и сейчас» и фокусировка на эмоциональных переживаниях. Это открывает множество прекрасных возможностей выйти на бессознательное, и в данной книге мы обсуждаем их все: анализ сновидений, перенос и контрперенос. Расхождения касаются значения, которое придается реальным отношениям по сравнению с отношениями переноса, важности терапевтических целей по сравнению с интерпретацией сопротивления, эмпатии по сравнению с проективной идентификацией, нарративной правде (содержащейся в рассказе пациента) по сравнению с исторической правдой. Все
Если в историческом обзоре мы перечислили четыре главных психоаналитических направления: 1) Фрейд; 2) Кляйн – Бион: 3) Винникотт и 4) психология самости, – то Кернберг (Kernberg, 2001) и Валлерштайн (Wallerstein, 2006) объединяют фрейдистов, кляйнианцев и приверженцев Винникотта в одно общее направление. Для этого направления, мэйнстрима современного психоанализа, характерны следующие особенности: ранняя интерпетация переноса, тоталистическая концепция контрпереноса, систематический анализ личности, фокусировка на разыгрываниях, доминирующая роль аффектов, фантазийные объектные отношения, нейтральность и триангулярная модель. Второе направление, объединяющее сторонников интерсубъективистско-интерперсонального подхода и психологии самости, использует перенос с конструктивистских позиций, делает акцент на эмпатии, принимает модель дефицита, ставит под сомнение главенствующее значение влечений и уделяет большое внимание новым реальным отношениям. Французские аналитики идут третьим путем, когда они вслед за Лаканом обращают дополнительное внимание на лингвистические аспекты психоаналитического дискурса, прямо интерпретируя как символизировавшиеся конфликты, так и досимволические феномены, фокусируются на сексуальности и подчеркивают роль apr`es coup (принципа последействия).
В ходе развития все названные современные направления, к которым мы добавим еще и четвертое – психоаналитическую психологию самости, – взаимно обогащали друг друга.
Вся международная психоаналитическая ситуация, как в историческом, так и в организационном плане, отражена в «Международном справочнике по психоанализу» (Psychoanalysis International) – своего рода путеводителе по разным странам (Kutter, 1992/1995). Увлекательную историю послевоенного развития психоаналитического института на местах в ходе «интернационализации» психоанализа (Schr"oter, 1999) описал Куттер на примере Штутгарта и Тюбингена (Kutter, 2006).
7. Интерпретация
7.1. Выбор правильного момента
О выборе правильного момента вспоминаешь всегда, когда происходят сбои в аналитическом процессе. Интерпретация, данная в нужный момент и в подходящей речевой форме, когда «пышным цветом расцветают» сопротивление и перенос, становится важным инструментом изменений. Стрейчи (Strachey, 1934) наделяет ее способностью к скачкообразному изменению, которое происходит, если интерпретация прямо называет фактическое событие, происходящее между анализандом и психоаналитиком в переносе и контрпереносе, помогая пациенту прийти к новому инсайту. Напомним приведенный выше пример (глава IX.5), когда пациенту была дана интерпретация, что он злится, собственно говоря, не на плохое обслуживание своего автомобиля, а на аналитика, который, с его точки зрения, плохо заботится о нем.
7.2. Понимание и разъяснение
Цель интерпретации – сделать неясное ясным, неизвестное – известным, скрытое – открытым, а спрятанное в темноте вывести на свет. Интерпетация психоаналитика должна быть понятной пациенту, помогая тому прийти к инсайту и обрести смысл происходящего. Тем самым к интерпретации предъявляются высокие требования, выполнить которые удается далеко не всегда. Напомним о споре на тему, является ли психоанализ все-таки герменевтической, т. е. понимающей и интерпретирующей, наукой, или же он лишь проверяет естественно-научные гипотезы (см. главу III). Мы пришли к выводу, что верно и то и другое. В пользу этого утверждения свидетельствуют некоторые факты: оба подхода всегда были представлены в истории психоанализа, пусть и не всегда с четкой расстановкой акцентов. Да и у самого Фрейда мы находим достаточно аргументов в пользу обеих точек зрения. В описываемых им случаях из практики он следует за своими пациентами по «извилистым тропам» их ассоциаций и пытается «отгадать» по ним скрытый смысл их симптомов, сновидений и оговорок (Freud, 1937d, S. 45). Но одновременно Фрейд пытается также научно обосновать то, о чем ему удалось догадаться.
У психоаналитического
С позиции объяснения, психоаналитик учитывает закономерности, например, думает о психическом развитии, о стадиях, которые в большей или меньшей степени одинаково проходят все люди: это рождение, зависимость младенца от матери и постепенное отделение от нее, встреча с третьим лицом (такими фигурами, как отец, братья и сестры, бабушки и дедушки), потенциальная конфликтность подобной тройственной констелляции, вхождение в различные группы и уход из них, знакомство с другими людьми, проработка этих встреч и т. д. Под влиянием этой установки психоаналитик может соотнести с положениями психологии развития преобладающее поведение, образ мыслей и чувства пациентов (Tyson & Tyson, 1990), тем самым делая попытку их научного объяснения. Но как же это происходит?
Мы можем проследить ход беседы аналитика и анализанда по магнитофонным записям, составить дословный протокол беседы, а этот письменный документ исследовать с помощью самых разных научно-исследовательских методов. Психоаналитики делают это точно так же, как специалисты по коммуникации, лингвисты, социологи и специалисты по социальным наукам.
Но то, что происходит в душе самого психоаналитика, прежде чем он найдет нужную интерпретацию, стали изучать только сейчас. В свое время Клаубер (Klauber, 1980) указывал, что при возникновении трудностей на аналитическом сеансе нужно проявлять творческий подход и спонтанность. Энцо Кодигнола (Codignola, 1986) в книге «Истинное и ложное» пытается решить проблему психоаналитической интерпретации, разрабатывая ее имплицитную логику. Я. А. Арлоу (Arlow, 1986) говорил о «внутреннем» диалоге психоаналитика как реакции на высказывания пациента. Такой диалог – это вполне оправданная подготовка интерпретации. Один из авторов данной книги (Kutter, 1989) предложил для этого диалога следующую схему.
7.3. Шесть ступеней познания во внутреннем диалоге психоаналитика
Итак, в рассматриваемом нами достаточно трудном вопросе внутреннего диалога речь идет о том, что в формулировке Адольфа-Эрнста Майера (Meyer, 1981) слегка пренебрежительно называется «акустический зазор (или промежуток)», поскольку внутренний диалог, в отличие от внешнего, проявляется на магнитофонных записях как пауза.
У нас нет инструментов для учета внутренних процессов, происходящих в психике аналитика. Поэтому нам приходится довольствоваться косвенными выводами об этих процессах. Лучше всего это удастся сделать, если психоаналитик честно позволит превратить себя в предмет исследования, как можно точнее вспомнив все, что происходило с ним в это время, и если он расскажет об этом максимально откровенно и достоверно.
Разделить психоаналитический метод на отдельные ступени познания – предприятие довольно смелое и наверняка вызовет критику коллег. В ежедневной практике они, вероятно, также идут не в той последовательности, как представлено здесь из дидактических соображений, а проявляются творчески и одновременно.
Первая ступень состоит в том, что все, что исходит от пациента, просто воспринимается. Соответствующие исследования представлены психологией восприятия. Важнейший результат этих исследований таков: мы все воспринимаем из окружающей среды лишь малую долю того, что на нас воздействует. Кроме того, мы видим воспринятое с совершенно определенной перспективы в зависимости от того места, где мы находимся. И наконец, из воспринятого нами мы выбираем то, что нам знакомо, чему мы научились, что мы ожидаем.