Совсем другая жизнь
Шрифт:
Три трупа.
— Передай: положили троих, — прокричал Филин товарищу, у которого была рация, а сам подумал: интересно, боевики или нет? Могли быть просто подростки, курившие анашу где-нибудь неподалеку.
— Сообщают, что они тоже пятерых ухлопали, — ответил офицер.
«Забавно», — со сдержанным скепсисом подумал Константин и сказал подошедшему Генке:
— Запомни: не стреляй много. — Он сел на корточки перед трупами и принялся обшаривать одежду убитых. — Мы разведчики, — продолжал объяснять Филин. — Для нас главное — не завалить кого-то,
— Ага, лучше позволить им завалить нас? — стал спорить возвышавшийся над ним офицер. — Мы же не знали, есть у них оружие или нет.
— Я не про то. Стрелять надо аккуратно. Желательно — одна-две пули на покойника, не больше. — Филин делился опытом с более молодым коллегой. — Если в карманах у него какие-то документы, то пули могут повредить их. Смотри, ты сейчас прострочил жмуриков, как швейная машинка, блин. Самый идеальный выстрел — в шею. Тогда и лицо цело для посмертной фотокарточки, и документы в карманах не повредишь.
— Понял, — ответил Генка.
— Тебе повезло, — сказал Константин, поднимая руку одного из убитых. Пальцы намертво сжимали маленькую видеокамеру. — Смотри, не задето. А если б я тебя не остановил, ты бы здесь все на фиг разнес. Рэмбо, блин…
Он перекрутил пленку назад и просмотрел через глазок видеокамеры последнюю запись. Увидел, как пограничный автобус появляется из-за поворота. Граната летит к нему, как ракета из фантастических фильмов, и ударяется в борт. Автобус аж подпрыгивает.
В общем, они убили тех. А кого завалили другие — надо было еще разобраться.
— Дай фонарик, — попросил Филин Генку и выпрямился.
Луч света выделил молодые лица убитых. Один постарше.
Другим лет по пятнадцать-шестнадцать…
Вдруг его пронзила острая боль-сожаление. Елки-палки: еще несколько минут назад он сжимал в объятиях самую прекрасную женщину на земле! А теперь…
Парни, куда вы полезли? Зачем испортили такой замечательный вечер? Горький ком подкатил к горлу.
«Я — воин. Я прошел то, что вам и не спилось, — повторял Неизвестный вслед за Филином, — и уже никогда не приснится! Я положил кучу пароду. То были настоящие бойцы, не чета вам. Но я был лучше, быстрее, хитрее. И потому в загробном мире уже есть, наверное, целый квартал, заселенный «могши» покойниками.
Да, я убивал. И ничуть не жалею, потому что это всегда было в честном бою. И в том заключалась моя суровая мужская работа. То был мой путь».
Казалось: за годы войны его душа полностью одубела. Но сейчас, после пережитой бури, что вихрем закружила их с Леночкой, ему впервые показалось, что он занимается чем-то грязным и неприличным.
«Надо найти Леночку, — решил человек утром, — пойду в милицию».
— Как
— Филина… или Мазурова. — Неизвестный вдруг понял, что не знает наверняка девичью фамилию Леночки. Кажется, он припоминает: Мазуров в свое время учился в Алма-Атинском пограничном училище, женился на местной девушке. У той в Казахстане осталась сестра.
«Откуда я это знаю, убей, не помню, — подумал Неизвестный, — но Леночка, выходит, никогда не носила фамилию Мазурова. И если мы с ней почему-то не поженились или она не взяла мою фамилию, тогда… тогда беда…»
— А отчество у нее какое?
— Не знаю… Но попробуйте написать запрос в пограничную группу в Таджикистане. Там должны вспомнить.
— Да уж проще на деревню дедушке, — проворчал сыщик.
Проще было, конечно, начать искать Константина Филина. Но предчувствие подсказывало Неизвестному этого не стоит делать. Во всяком случае, пока…
«А фамилию и отчество спрошу у Леночки в следующем сне», — решил человек…
Андрей Ветров сидел в пресс-службе и печатал на компьютере. Не в газету писал — для души.
На вечере он был. Но ему там не понравилось.
Пока он присматривался, сколько свободных дам и к кому из них можно было бы присоседиться, всех уже разобрали. Поэтому Ветрову стало грустно. «Эх, мать вашу, не цените вы поэта», — с печалью подумал он. И ушел.
По суете, которая началась в управлении, он понял: что-то случилось. Причем — из ряда вон.
Дежурные кричали в трубки телефонов:
— Сколько трехсотых у вас? Повторите, сколько трехсотых? Есть ли двухсотые?
Трехсотыми называли раненых, двухсотыми — убитых. «Что-то на границе?» — подумал Андрей.
— «Гавань», «Биплан» и «Искра», дежурная группа в ружье!
— С какой стороны стреляют?
— Колесики выехали, повторяю, колесики выехали!
«Гавань», «Биплан» и «Искра» — были позывные войсковых частей в Душанбе.
Лязгнули металлические двери сейфов. Разведчики, пробегавшие один за другим, получали из рук «вахтенных» автоматы. Выдача оружия проходила в почти что гробовом молчании, без суеты.
«Что случилось-то?» — уже с волнением подумал Ветров.
— Наш автобус обстреляли в районе Маяковского, — сообщил помощник командующего. — Убили водителя.
Журналист выглянул в открытое окно. Несколько уазиков, набитых разведчиками, что называется, под завязку, выехали со двора управления и понеслись по улице. Только шины шипели по мостовой.
Тра-та-та-та донеслось издалека.
Андрей вдруг понял, что стрельба была слышна уже несколько минут. Просто он не обращал на нее никакого внимания: в Душанбе часто постреливали…