Совсем другое время (сборник)
Шрифт:
Соловьев, помедлив, также отправился в комнату. Птица сидела на книжной полке и была готова к дальнейшей встрече со стеклом. Ее глаза светились непреклонностью камикадзе. На пороге комнаты, прислонясь к дверному косяку, Соловьев остановился. Ему было жаль птицы. Ему было жаль стекла, которое могло не выдержать. Но по-настоящему невыносимым для него был звук удара. Продолжительный, гудящий. Звук столкновения живого с неживым.
– Послушай, птица…
Он подумал, что таким голосом обращаются к стоящему на карнизе.
– …окно заклеено на зиму. Но я его открою, чтобы ты могла улететь…
Птица слушала. Соловьев медленно двигался вдоль противоположной стены. Добравшись до окна, с усилием отвернул шпингалеты и дернул за ручку. Рама подалась с сухим треском. На ветру затрепетали клочья отлепившейся ваты. Затаив дыхание, Соловьев прокрался обратно к двери. Когда он все-таки выдохнул, изо рта его вышел пар. Синица удивленно наблюдала таяние снежинок на паркете. Первая колонна курсантов успела пройти под аркой и теперь барабанила со стороны открытого окна.
– Летишь?
Птица поколебалась и перелетела на подоконник. Соловьев сделал несколько осторожных шагов к окну. Птица шагать не умела. Запрыгав по подоконнику, она переместилась к открытой створке окна. Села на оконную раму, как на раму картины. Застыла крохотным желтым мазком. В смешении воздушных потоков за птицей дрожали башни освещения, под ними – псевдоклассические колонны стадиона. Внизу, у самой рамы, на ведущий к стадиону мост желеобразно перетекали курсанты. Игнорируя колебательный закон, они продолжали барабанить и маршировать на мосту. Птица удивленно покрутила головой. Не дожидаясь обрушения моста, она улетела.
Когда Соловьев пришел в Институт, ему сказали, что его спрашивала какая-то женщина из Москвы. Сейчас она сидела в институтской библиотеке. Соловьев направился было в библиотеку, но на полпути столкнулся с Темрюковичем.
– Послушайте, Соловьев… – сказал Темрюкович, но его перебила подошедшая сзади Тина Жук.
– Не помешала? Я только хотела сказать…
Ладонь Темрюковича неожиданно легла на губы Тины Жук.
– Просто для сведения: у вас очень громкий голос. Для академического учреждения – недопустимо громкий.
Он развернулся и засеменил по коридору. Состроив жуткую гримасу, Жук устремилась за Темрюковичем.
– Громкий и неприятный, – вздохнул про себя Темрюкович. – С таким голосом лучше молчать.
– Я хотела сказать, что вас искал ученый секретарь, – с вызовом произнесла Жук.
Но ученый секретарь уже и сам подходил к Темрюковичу. Он взял академика под локоть и что-то горячо зашептал ему в ухо. Темрюкович продолжал движение, время от времени свирепо посматривая поверх головы собеседника. У дверей библиотеки они остановились.
– Слышал, как наш маразматик отличился в Доме кино? – поинтересовалась у Соловьева
Она даже не старалась говорить тихо.
– Хорошо, что в данном случае требуется от меня? – раздраженно спросил ученого секретаря Темрюкович и освободил свой локоть.
Обойдя академика с противоположной стороны, ученый секретарь взял его за другой локоть. С Темрюковичем он говорил подчеркнуто терпеливо. Соловьев сообразил, что в библиотеку попасть не удастся, и теперь искал возможность избавиться от Тины.
– Он приперся на закрытый показ в Дом кино, куда пускают только по членским билетам… – Жук закатила глаза.
Поравнявшись с мужским туалетом, Соловьев с извинением в него вошел. Тина Жук осталась снаружи. Как ни странно, подумал Соловьев. Как ни странно. Он остановился возле умывальника и открыл воду. Посмотрев на свое отражение в зеркале, смочил руки. Убрал со лба волосы. Когда уже собирался выходить, в туалет влетел Темрюкович. Не заметив Соловьева, он бросился к кабинке и с грохотом захлопнул за собой дверь.
– Единственное место в институте, где дышится легко, – донеслось из кабинки.
Конец фразы сопровождался яростным журчаньем.
Выйдя из туалета, Соловьев направился в институтскую библиотеку. Помимо пожилой библиотекарши (до чего же она не была похожа на Надежду Никифоровну!), в читальном зале сидел лишь И.И.Мурат. При появлении Соловьева он поднял голову, и Соловьев поздоровался.
– Ищете кого-нибудь? – спросил Мурат.
Поколебавшись, Соловьев сказал ему об исследовательнице из Москвы.
– Была какая-то, – подтвердил Мурат.
Дверь в читальный зал открылась, и показался Темрюкович. Не отпуская дверной ручки, он молча застыл на пороге. Библиотекарша улыбнулась. Темрюкович вышел, оставив дверь открытой.
– Мне рассказали про него хорошую историю, – Мурат достал из кармана коробку мятных леденцов. – Хотите?
– Нет, спасибо.
– Ну, вот: премьера в Доме кино. Легкая давка у входа. Все показывают членские билеты и пригласительные… Точно не хотите?
Соловьев покачал головой. Тремя толстыми пальцами Мурат зачерпнул несколько леденцов и отправил их в рот.
– Вдруг из маминой из спальни… Короче говоря, появляется Темрюкович. Без всяких там объяснений проходит контроль. Ему вдогонку: «Член Дома?» Он: «Нет, с собой»…
Соловьев взглянул на библиотекаршу: она смеялась. Какими разными бывают библиотекари.
– Вы не знаете, куда эта исследовательница могла пойти? – спросил Соловьев у обоих.
Мурат пожал плечами.
– Скорее всего, обедать, – сказала библиотекарша. Ее сумка осталась здесь.
Подходя к институтскому кафе, Соловьев услышал голос Тины Жук и остановился. В конце концов, он не был уверен, что встреча с московской исследовательницей ему нужна. И все-таки он вошел.