Совсем не по Шекспиру, или Институт Сверхъестественного
Шрифт:
— Две способности? — спросили мы одновременно, и Мир широко улыбнулся, подмигнув нам.
— Я же говорил, что я особенный.
И столько в его голосе было самоуверенности, присущей Ромке, что мы все рассмеялись. Вот и умерла еще одна надежда бабушки и дедушки.
Бонус
Вот и бонусный рассказ, простите, что так задержала его, времени сейчас маловато))) Не знаю, как понравится… но я старалась)))
Никто даже представить себе не мог, как я был счастлив поступить в ИнСверх. Родители рассказывали немного, но обменивались такими загадочными улыбками, что я заранее полюбил этот институт. Я действительно
И вот я поступил в Инсверх, миновав аттестационную комиссию. С одним знакомым ректором — телепатом это не составило труда. Я действительно был одарен. Нет, способность отца мне не досталась, скорее перепало мне от мамы. И от Всеслава. Смешно звучит, но папа все время подшучивает над мамой, намекая на измену. Как ни странно, но это особенно раздражает мою многоуважаемую родительницу и Эмилит. Та вообще очень ревностно относится к своему мужу.
Но в ИнСверхе меня ждала подстава. Именно это слово больше всех характеризует мою ситуацию, про детали которой умолчал Симонов. Какого черта?! Я так ждал поступления и теперь обязан обучаться отдельно?! Мы так не договаривались! Вновь изоляция!
Признаться, я уже прошёл хорошую школу жизни. Примерно через два дня после результатов анализов начались сильные головные боли. Родители забили тревогу. Мама поместила меня в карцер, по — другому назвать это помещение не могу, в своем научно — исследовательском центре. Там ко мне было повышенное внимание. Пришёл Симонов. И он был единственным, кто объяснил происходящее. Родители постарались ему поверить, но беспокойство не покидало их, ведь у меня был необычный случай. Ещё через несколько дней продолжительных головных болей я начал слышать шепот. Шепот, сводящий меня с ума.
— Мир, все в порядке. Это ненадолго. Первое время твои способности будут сильнее в тысячи раз, поэтому ты слышишь мысли даже за стенами. Дальше они буду выступать преградой и одновременно защитой, — объяснял мне Симонов, но я лишь кивал, не в силах вымолвить и слова.
Свернувшись в клубок, я припал спиной к стене и давил руками на голову, чтобы заглушить невыносимую боль. Я чувствовал каждого, его грязные мысли. Я даже читал мысли о желании родителей друг к другу! Это было естественно, но в то же время рушило максималистские идеалы. Вырывало меня из юношеских иллюзий. Агония длилась около месяца, в течение которых я жил на собственной силе воли и изредка — на успокоительных и обезболивающих. Когда мама заходила в изолятор, я читал её беспокойные мысли, как она плакала по ночам, как отец просиживал за соседней стенкой практически все своё свободное время. И несвободное тоже. У мамы чуть не случился выкидыш, но ребенка удалось спасти. Родилась маленькая Сонечка. Из-за меня чуть не разрушилась моя семья.
И тут наступил переломный момент. Я понял, что если я сам себе не помогу, мне никто не поможет. Я будто стал прислушиваться к каждой мысли, разрушая её хитросплетения. Я стал слышать меньше голосов, пока, наконец, они не сократились в закрытой комнате до голоса моего собственного сознания. Это было спокойствие и счастье.
— Ты молодец, — похлопал меня по плечу Симонов, и я грустно улыбнулся.
Измучено. Но это прошло. Все проходит, рано или поздно, главное, дождаться. Началось моё обучение и продолжилось изучение моего тела и моих способностей. Приблизительно через полгода я первый раз переместился. И я рад, что гены не конфликтовали
Но время в центре только закалило меня, но не сломало. А все, что не убивает, делает нас сильнее.
Все события прошедшего года проносились в голове в перерыве между парами. Наша группа была небольшая и состояла только из двух человек. Рон был отличным парнем. Среди нас сложно было найти плохого, ведь все мысли и грехи лежали на поверхности, все телепаты друг для друга являлись открытой книгой. И это прибавляло сплоченности. Нас было семь на все десять курсов, и только мы с Роном занимались в группе вдвоем. У нас был отдельный корпус, отдельная столовая и общежитие в этом же корпусе на последних этажах. Изоляция. Как это знакомо.
И никакого внешнего общения. Абсолютно. Только с преподавателями, в частности — с ректором. Больше остального нас обучают держать язык за зубами, подкидывая время от времени ту или иную компрометирующую информацию и проверяя, сумеем ли мы её сохранить. Я за полгода ни разу не прокололся, а это уже был успех. Да и не особо хотелось с кем-то делиться, и тем более не с кем. Это входило в привычку.
Но был один способ встретиться с кем-то, подслушать его мысли (да — да, это стало развлечением!)…
— Мир, ты чего удумал? — внезапно спросил Рон, выводя меня из задумчивости. — Опять в библиотеку?! Не забыл, что над нами в прошлый раз мистер Симонов еще месяц потешался!
— Он всегда найдет причину потешаться, — сощурился я, усмехнувшись. — Рон, ты же тоже этого хочешь. У студенток такие забавные мысли, когда они понимают, что их «читают»!
Я рассмеялся, вспомнив последнюю. Её внешность и имя я не запомнил, значит, ничего примечательного. Среди телепатов ходит слух, что влюбляемся мы в мысли. Если там ничего интересного не нашлось, то и человек безликий. Почти у каждого есть скелеты в шкафу, до которых нам уже нет дела. Нас так научили. Поэтому мы ищем скорее забавные мысли или вещи, именно это и вызывает интерес, выделяя для нас человека из общей серой массы.
— Нам влетит.
Он боялся. Мой трусливый друг, который прочитал эти мои мысли и насупился. Иногда я начинаю понимать других людей, которые беспричинно раздражаются от одной только усмешки телепата.
— И ничего я не трус. После этой пары будет обед, вот и прогуляемся до библиотеки.
Я широко улыбнулся, а мой друг вновь понял, что я его взял на «слабо». Он недовольно сжал челюсть, кинув в меня ручку. Ручка в воздухе исчезла и вновь появилась на его столе. Я подмигнул, направив свой взор на преподавателя астрономии.
«Не пойду», — пронеслась мысль в голове однокурсника, и мне пришлось признать, что поход в библиотеку придется совершать в одиночестве.
Людей в библиотеке было немного. Точнее, в библиотеке была только одна посетительница. Девушка сидела в кресле у окна, заложив ноги на подлокотник, и что-то старательно выводила стилусом на планшете. Кончик языка она высунула, видимо, он оказывал ей непосильную помощь в нелегком деле. Она ни на кого не обращала внимания, полностью погруженная в музыку в наушниках и собственную картину, которую рисовала на планшете. Я изумился, ибо первый раз видел такой цельный и красочный образ. И это было даже не то, что она творила, а именно её фантазия. Красивая и яркая. Я залюбовался, окунувшись в мир волшебства.