Совсем того!

Легардинье Жиль

— Это значит, что вы — сама любовь и доброта! Разговор был прерван стуком во входную дверь. Блейк пошел вниз, но дверь уже открыла Одиль.

— Здравствуйте, месье Пизони.

— Приветствую вас! Давненько мы не виделись.

— Все работало, — ответила кухарка, — не было надобности вас звать.

— А я уж думал, вы на что-то рассердились и теперь вызываете из Пласара второго мастера. Ему тут достаются все легкие заказы, а когда непонятно, в чем проблема, когда нужен знаток, вот тут обращаются к Пизони! Я мечтаю о том дне, когда мне позвонит клиент и скажет, что поломка у него пустяковая, но, видать, не скоро дождусь.

Мужчина

был невысокого роста, полный, с красным лицом. Пришел он не один. Позади него стоял здоровяк с ящиком инструментов.

Одиль представила Эндрю:

— Это месье Блейк, наш новый мажордом, он будет принимать у вас работу.

Мужчины пожали друг другу руки.

— Блейк — это звучит по-английски.

— Я и есть англичанин.

— Надеюсь, мы с вами поладим лучше, чем наши предки: я корсиканец.

— Если водопровод не будет исправлен к завтрашнему дню, я сошлю вас на остров Эльба.

— Мне не очень-то нравится, когда смеются над нашим императором. Он был великий человек.

— Не такой уж и великий, насколько мне известно… Но довольно шуток! Хоть о французах говорят, что они не любят мыла, пойдемте все же в ванную.

Трое мужчин и Одиль поднялись в комнаты хозяйки. В кабинете ее не было. Одиль постучала в смежную комнату.

— Мадам, пришли водопроводчики.

Мадам Бовилье отреагировала далеко не сразу. Когда она наконец открыла дверь, то выглядела крайне встревоженно. Занавески в спальне были задернуты. Блейк попал сюда впервые. Он нашел спальню маленькой — меньше, чем можно было подумать, находясь в коридоре. Одиль следила за тем, чтобы все, не мешкая, как можно быстрее прошли в ванную комнату. Никаких флаконов, никакого белья — очевидно, все было убрано в ожидании визита мужчин. Однако в воздухе витал какой-то запах — жасмина? — с примесью чего-то лекарственного. Пахло тут чем-то еще, но Блейк не смог определить, чем именно.

— Олег, дай-ка мне пассатижи, — попросил Пизони. Здоровяк открыл ящик и вынул инструмент. Пизони, важный, как хирург перед операцией, нырнул сначала под раковину, а затем полез под ванну. — О-ла-ла! И это — оборудование? — запричитал он, выпрямившись. — Кто вам его устанавливал, древние египтяне, что ли? Оно же эпохи фараонов! Если его не поменять, будут новые протечки, это уж как пить дать, и в один прекрасный день дом сгниет от сырости и просто развалится на куски, а вы все под ними погибнете. Будет катастрофа — и очень скоро. Одиль застыла в ужасе.

— Здорово сказано, прямо как в Библии, — вмешался Блейк. — Восьмая казнь египетская. Малоизвестная. Проклятие водопроводной муфты.

Пизони, проигнорировав его слова, обратился к Одиль:

— Вы поступайте как знаете, но мое мнение категорическое: все надо менять.

Олег как-то странно смотрел на своего начальника. Пизони достал блокнот.

— Я составлю вам смету, — сказал он. — Быстро, потому что дело не терпит. Вы получите ее через три недели. Мы с мадам Бовилье давно знакомы. Я ей доверяю. Если она пожелает, я начну работы раньше, чем будет готова смета.

Одиль уже была готова согласиться, но все же бросила вопросительный взгляд на Блейка.

— Если вы не возражаете, месье Пизони, — сказал тот, — мы все сделаем по порядку. Сперва вы скажете нам, какие работы намерены произвести и во что это нам обойдется, а потом мы решим, подходит нам это или нет.

Пизони старательно избегал смотреть в сторону Эндрю.

— Мадам

Одиль, здесь все прогнило. Чем раньше мы начнем, тем будет лучше. Это вопрос национальной безопасности.

И, чтобы проиллюстрировать свои слова, повернулся к помощнику:

— Олег, молоток!

Здоровяк подал мастеру кувалду, но Блейк заступил ему дорогу.

— Давайте не будем ничего крушить. Вы сначала сделаете смету, а потом посмотрим.

— Это что еще за Трафальгар? [4]

— Спросите у императора.

16

— Скорей бы уж выходной, — проворчал Блейк.

— В ожидании выходного отнесите вот это, — сказала Одиль, вкладывая ему в руки поднос с красиво разложенными пирожными. — И постарайтесь не уронить.

4

Имеется в виду Трафальгарская битва — морское сражение между британскими и франко-испанскими морскими силами, произошедшее 21 октября 1805 г. у мыса Трафальгар, в котором Наполеон потерпел сокрушительное поражение. Имя Трафальгар во французском языке стало нарицательным, обозначающим катастрофу.

Эндрю вышел из буфетной, пересек холл и бедром толкнул дверь в малую гостиную. Мадам Бовилье устроилась на потертом диване; напротив нее в кресле восседала, сверкая украшениями, мадам Берлинер. Отправляясь в гости к приятельнице, мадам Берлинер, жена владельца страхового агентства, нацепила все свои побрякушки. Мадам Бовилье смотрела на нее с почти детским восторгом и легкой завистью. Мадам Берлинер явно обожала слушать себя.

— Ах, бедняжка! И как вам только удается одной со всем справляться! При нынешней-то жизни!

Блейк предложил ей пирожные в надежде, что она хоть на минуту замолчит. Она ухватила пальцами одно, помяв соседние, и невозмутимо заработала челюстями.

— Вот мы, например, решили сделать в доме ремонт, — продолжала она с полным ртом. — Так нам с большим трудом удалось найти мастеров. Никто не желает работать. Но деваться было некуда: отделка в гостевых комнатах совершенно вышла из моды. Пришлось нанимать дизайнера. Столько хлопот! Но когда он показал нам проект, мы поняли, что не зря мучились. Это будет и-зу-ми-тель-но!

Мадам Берлинер сразу не понравилась Эндрю. Было что-то неприятное в ее поведении, в манере общения. Блейк протянул поднос с пирожными хозяйке — та сочла себя обязанной взять одно из помятых. Блейк впервые стоял так близко к мадам Бовилье. Ему показалось, что она чем-то встревожена. Блейк предложил дамам еще кофе.

— Я обязательно сменю шторы, — не унималась гостья. — Старые мне жуть как надоели. Жизнь слишком коротка, чтобы проводить ее среди некрасивых вещей!

«Жизнь слишком коротка, чтобы тратить хоть минуту на таких, как ты», — подумал Блейк. Он встречал немало особ подобного рода: они приходят вроде бы повидать вас, но говорят, не закрывая рта, без конца похваляясь перед теми, кому в жизни повезло меньше, чем им. Эндрю всегда их терпеть не мог. Но сейчас его потрясло выражение лица мадам Бовилье: она слушала болтовню гостьи, растерянно оглядывая собственную гостиную, которой вдруг стала стыдиться. Неудивительно, что после таких визитов она подолгу не выходит из своей комнаты.