Совсем того!
Шрифт:
Блейк был одновременно растроган и очень обеспокоен. Каждый день Мадам Бовилье пыталась найти ответ на свои тревоги. Она жила с проблемами и сомнениями, которые мучили ее, становясь навязчивыми идеями. Блейк положил тетрадь на место. Оставаться здесь дольше было рискованно. Словно киношный вор, он в последний раз провел фонариком по комнате. Никогда больше он не сможет смотреть на Мадам прежними глазами. Внезапно в его представлении она перестала быть холодной и нервозной. Она его заинтриговала.
48
Пока Манон занималась мытьем окон у них на этаже, Блейк одолжил у нее ноутбук и подключил его в
Он открыл электронную почту и принялся писать:
«Здравствуйте, Хизер!
Надеюсь, что у вас все хорошо. Пишу вам, чтобы сообщить, что я теперь доступен по электронной почте. Только не надейтесь, что сможете пользоваться ею трижды на дню, и никому не давайте этот адрес. Удалось ли вам узнать что-либо о “Вандермель-Недвижимости”? Заранее вас благодарю.
Прежде чем начать другое письмо, Блейк на мгновение задумался. Воспитание велело ему молчать, но инстинкт подсказывал, что написать надо. Странно, но он не был уверен, как поступила бы на его месте Диана.
«Здравствуйте, Гуго!
Мы никогда с вами не встречались, и мой поступок, без сомнения, вас удивит. Я позволил себе обратиться к вам с этим письмом, потому что я знаю вашу матушку. С ней все хорошо. Важное уточнение: она не в курсе, что я вам пишу, и я был бы вам признателен, если бы вы не стали ей об этом говорить. Мне трудно вам объяснить, кто я такой, но мне кажется, я понял, что у вас с матерью довольно сложные отношения. Я не намерен в них вмешиваться (ваша матушка сказала бы, что уже вмешиваюсь, и была бы права!), но то обстоятельство, что вы можете быть знакомы с кем-то из окружающих ее людей, может оказаться полезным. Я надеюсь, вы не истолкуете моего поступка превратно. Я не преследую никакого личного интереса. И был бы очень рад, если бы кто-нибудь сделал то же самое для меня, окажись я на вашем месте. Если вы мне не ответите, я все пойму и больше вы обо мне не услышите.
Искренне ваш,
Одиль ждала у входа в библиотеку. Когда он увидел, что она пристально смотрит на него, его чуть инфаркт не хватил.
— Дверь была открыта, — принялась она оправдываться.
— Входите, прошу вас.
— Она немного поела.
— Все еще сердится на меня?
— Она об этом не говорит. Но она попросила меня заниматься всем. Она не хочет никого видеть, кроме меня. «До нового распоряжения», — так она сказала.
— Я сожалею, вам прибавилось работы.
— Не страшно. До вас я так работала годами. К тому же я чувствую себя виноватой в вашей ссоре…
— Ни в чем вы не виноваты. Это я к ней вломился.
— Если б я вам ничего не рассказала, вы бы к ней не пошли.
— Рано или поздно, разумеется, пошел бы. У вас правда нет ни малейшей причины упрекать себя.
Блейк встал.
— А вы одобряете мой поступок в отношении Мадам? — спросил он. — Только честно.
— Я бы никогда не осмелилась сделать то, что сделали вы.
— Вы не отвечаете на мой вопрос… Одиль смутилась:
— Будь я посмелее, я бы сказала ей то же самое. Она всегда бежит от правды, прячется в своей скорлупе… Ей бы посоветоваться с врачом и не доверять больше тем, кто ее разоряет. Но когда я так говорю, мне кажется, я предаю ее. С Мадам хоть иногда и непросто, но она всегда была ко мне добра, и я многим ей обязана.
— Даже самая большая верность требует иной раз маленького предательства. Мне необходимо знать, на моей ли вы стороне или я должен действовать в одиночку. Она пригрозила меня уволить. И она это сделает. Но вряд ли она выгонит нас обоих.
— Я боюсь. Меня всегда учили не вмешиваться в личные дела других людей.
— Меня учили тому же, но в некоторых случаях невмешательство равносильно отказу прийти на помощь гибнущему.
Немного поколебавшись, Одиль сказала:
— Вы можете рассчитывать на меня. Но вы должны знать, что, стоит Мадам повысить голос, я становлюсь совершенно беспомощной.
— Ручаюсь, что на меня она будет раздражаться в первую очередь.
— Если вам удастся уберечь ее от всего, что ей угрожает, она будет вам очень обязана.
— Я тоже ей многим обязан. Как, впрочем, и вам. Здесь я чувствую себя на своем месте. И могу вам сказать, что я не часто испытывал это чувство.
Немного помолчав, Блейк добавил:
— Одиль, могу я вам кое-что предложить?
— Если вы хотите, чтобы мы называли друг друга по имени, то да. Во всяком случае, вы уже именно так и делаете.
— Я по поводу вашей кухни.
— А что такое?
— Я бы хотел, чтобы в один из вечеров вы, Манон, Филипп и я поужинали вместе. Я думаю, что все хотят чувствовать себя менее одинокими. В конце концов, мы же вместе живем…
49
Судя по тому, как Мефистофель вскочил со своей подушки, он еще не привык к тому, что домофон на кухне снова работает. Словно получив удар электрическим током, кот взмыл в воздух, шерсть у него встала дыбом, и он умчался в неизвестном направлении. Трескучий голос Манье всех застал врасплох.
— Уже пора? — поинтересовался он, находясь на другом конце парка.
Эндрю, прежде чем ответить, уменьшил громкость:
— Все готово, ждем тебя.
— О’кей, иду!
В белом фартуке, завязанном на талии, Одиль лихо манипулировала кухонной утварью. Вытяжка работала на полную мощность. Стол был накрыт на четверых.
— Что это с Мефистофелем? — спросила Манон, заходя в буфетную. — Я только что его видела. Он мчался куда-то со вздыбленной шерстью.
— Его голос Филиппа напугал, — объяснил Эндрю. По случаю совместного ужина девушка надела платье.