Сойка-пересмешница
Шрифт:
«Реальность изменена и искажена».
«Теперь предположите, что я прошу вас вспомнить кое-что - или словами или заставляя Вас смотреть запись этого события- и в то время, как это воспоминание освежено, я заражаю Вас ядом ос-убийц. Его недостаточно чтобы вызвать трехдневное затемнение сознания. Достаточно только придать воспоминаниям страх и сомнения. И это - то, что Ваш мозг действительно запоминает надолго".
Мне становится плохо. Прим задает вопрос, который вертелся у меня в голове.
"Это они сделали с Питом? Взяли его воспоминания о Китнисс и сделали их страшными?"
Бити
Я закрываю лицо руками, потому что это не правда. Этого не может быть. Кто-то заставил Пита забыть, что он любит меня, но никто не мог этого сделать.
"Но вы можете полностью восстановить его, правильно?" -спрашивает Прим.
"Хм. Только очень небольшую часть",- отвечает Плутарх.
«Может попытки реабилитировать одержимого и были раньше, но мы не имеем доступ к такой информации."
"Ну, вы ведь собираетесь попробовать, не так ли?" -настаивает Прим.
"Вы ведь не собираетесь запереть его в какой-нибудь палате для буйных и оставить его страдать?"
"Конечно, мы попробуем, Прим," - отвечает Бити, "Мы просто не знаем, до какой степени мы преуспеем.
Если это вообще возможно».
Я предполагаю, что от страшных воспоминаний тяжелее всего избавиться. Они одни из тех, которые лучше всего запоминаются.
"И, кроме его воспоминаний о Китнисс, мы не знаем, какие еще воспоминания затронуты," -говорит Плутарх, "Мы собираем команду психиатров и военных профессионалов, чтобы придумать контратаку. Лично я чувствую, что он полностью восстановится».
"Серьезно?" спрашивает Прим язвительно.
"И что ты думаешь об этом, Хеймич?"
Я немного разжимаю руки и сквозь образовавшуюся щель вижу его лицо. Он измучен и удручен, но он соглашается, "Я думаю, что Питу будет намного лучше. Но я не уверен, что он когда-нибудь станет прежним."
Я соединяю руки, закрывая лицо, отгораживаюсь от всех.
"По крайней мере, он жив,"- говорит Плутарх, теряя терпение.
"Сегодня ночью Сноу в прямом эфире казнил стилиста Пита и его подготовительную команду. Мы понятие не имеем, что стало с Эффи Бряк. Пита основательно потрепали, но он здесь, с нами. И это определенно лучше, чем двадцать часов назад. Давайте не забывать об этом, хорошо?"
Попытка Плутарха ободрить меня -рассказывая новости о четырех, возможно пяти, убийствах - неожиданно приводит к обратным результатам. Порция. Подготовительная команда Пита. Эффи.
Усилия, которые я прилагаю, чтобы не расплакаться, заставляют мое горло пульсировать, и я снова начинаю задыхаться. В конечном счете, у них нет другого выхода, кроме как успокаивать меня.
Когда я просыпаюсь, думаю, что мой единственный способ снова уснуть - это медицинский укол. Я так рада, что следующие несколько дней я все еще не смогу говорить, потому что я не хочу ни о чем говорить. Или делать. На самом деле, я идеальный пациент, моя апатия принята как сдержанность и повиновение указанию врачей. Я больше не испытываю желание плакать.
Фактически, мне удается держаться за одну простую мысль: изображение лица Сенека сопровождается шепотом в моей голове:
«Я убью тебя»
Моя мать и
Следующим утром, меня отпускают из больницы с инструкциями двигаться помедленнее и разговаривать только тогда когда это необходимо. На моей руке нет расписания, и я бесцельно блуждаю, пока не появляется Прим, освободившаяся от больничных обязанностей, и отводит меня в новое отделение для нашей семьи- 2212. Оно такое же, как и предыдущее, но без окна.
Лютику было выписано ежедневное продовольственное пособие и кастрюля песка, которая находилась под сливом ванной. Когда Прим поправляет мне кровать, он прыгает на мою подушку, борясь за ее внимание. Она прижимает его к груди, но продолжает за мной следить.
"Китнисс, я знаю, что все, что случилось с Питом ужасно для тебя.
Но помни, что Сноу работал над ним неделями, а у нас он только несколько дней. Есть вероятность того, что прежний Пит, тот который любит тебя, все еще внутри. Пытается вернуться к тебе.
Не разочаровывайся в нем."
Я смотрю на свою младшую сестру и думаю, как она унаследовала самые лучшие качества, которыми обладает моя семья: целебные руки матери, ум отца, и моя борьба. Конечно, есть что-то еще, что-то полностью ее собственное. Способность разглядеть запутывающий беспорядок жизни и видеть вещи такими, каковы они есть. Действительно ли она права? И Пит сможет вернуться ко мне?
"Я должна возвращаться в больницу,"- говорит Прим, опуская Лютика рядом со мной на кровать, "Вы двое составите друг другу компанию, хорошо?"
Лютик спрыгивает с кровати и следуют за ней к двери, громко жалуясь, когда его оставляют за дверью.
Мы оба считаем такую компанию друг для друга неприемлемой.
Спустя, возможно, тридцать секунд, я осознаю, что не могу выдержать ограничение в подземном бункере, и оставляю Лютика наедине с собой. Я теряюсь несколько раз, но, в конечном счете, я нахожу путь в комнату Спецзащиты. Каждый, кого я встречаю, пялится на мои синяки, что заставляет меня чувствовать неловкость. Я подымаю свой воротник до ушей. Гейл, должно быть тоже выписался из больницы этим утром, потому что я нахожу его в одной из комнат исследования с Бити. Они погружены в работу, склонили головы над рисунком, проводя измерения. Различные версии рисунка разбросаны по столу и полу. Прикрепленные на доски на стенах и занятые ими экраны компьютера, здесь же и другие проекты. В грубых линиях одного из рисунков я узнаю вздергивающую ловушку Гейла.