Союз обворованных
Шрифт:
— Есть такое прискорбное явление, — согласился майор. — А их машина?
— Не знаю… Сзади дверцы двойные, ручка никелированная, внизу откидная ступенька…
— М-да… — вздохнул майор. — Это на всех «уазиках» так, если фургончики… На руках не заметили татуировок, например?
— Нет, — покачал головой Лаврентьев. — Они в перчатках были, по-зимнему. Хотя… тот, что мне сзади руки заламывал, кажется, был без перчаток…
Майор оживился:
— Так, может, на ваших вещах пальчики остались? А ну, сейчас проверим! — Схватил трубку, накрутил трехзначный внутренний номер. — Черкашина ко мне, быстро! — Положил трубку, пояснил: — Это наш дактилоскопист.
Через минуту зашел хмурый тощий мужик в коричневом халате,
— Звали?
— Иван Семеныч, а проверь-ка ты вот эту сумку и вот этот целлофановый пакет…
— Полиэтиленовый, — буркнул мужик.
— Ну, то тебе виднее… Проверь, может, остались на нем пальчики грабителей, покушавшихся на гражданина Лаврентьева.
Мужик вытащил из кармана большой пинцет, осторожно поворочал вещи.
— Какие там пальчики, это ж добро, по-моему, в луже побывало, а потом по нему тряпкой возили. Хотя надо повнимательнее осмотреть. Но, я так думаю, пальчики гражданина пострадавшего там в любом случае есть, не будете возражать, если мы ваши отпечатки снимем, чтобы не отвлекаться на них?
И опять Лаврентьев задержался с ответом, и опять совсем немного, даже пошутил:
— Сколько угодно, тут у вас уже моих отпечатков полно на всем, до мыла включительно.
Черкашин ушел, скоро вернулся с набором, аккуратно откатал пальцы Лаврентьева на бланке, дал ему тряпочку, смоченную растворителем:
— Протрите, запах быстро отойдет… Внутри вещи проверять надо?
Майор чуть нахмурился:
— Пострадавший говорит, что в сумку грабители лазили, а в пакет — нет.
— Ага, тогда работы меньше…
Черкашин выудил откуда-то ножик, распорол пакет по боковому шву, вытряхнул из него папку.
— Это вам, это мне…
Забрал разрезанный пакет, сумку с барахлом и ушел.
— А вы пока проверьте, все ли цело в папке, — сказал майор. Голос его звучал теперь тверже, словно первоначальная растерянность от внезапной встречи с большим человеком прошла и вернулась привычная уверенность чиновника, который действует на своей территории.
— Не вижу необходимости, — резко ответил Лаврентьев.
— А мы вот видим! После хватитесь, чего-то не окажется, начнете нас обвинять, сто раз уже такое бывало! Извиняюсь, гражданин пострадавший, правила нам положено выполнять. Развязывайте и проверяйте!
Лаврентьев придвинул к себе папку, развязал, наклонил, оперев на край стола, чтобы майору не было видно.
А майор тем временем скомандовал лейтенанту:
— Так, Зайцев, заложи новый лист, пиши: «Перечень предметов, находящихся в целлофановом… не, полиэтиленовом… пакете. Первое: папка картонная с завязками». С новой строки: «Перечень предметов, находящихся в папке». Диктуйте, гражданин Лаврентьев!
— Бумаги личные, листов… сейчас сосчитаю…
— Э нет! Вот так надо… — Майор потянулся через стол, ловко выхватил из папки верхний листок и провозгласил: — «Расписка, выданная Лаврентьеву И. К., в возврате долга в сумме эквивалента 12 872 доллара США за подписью Бражникова В. С., от первого октября тыща девятьсот девяносто четвертого года». Так, что там следующее?..
Лаврентьев подавленно молчал, майор спокойно перетащил папку к себе:
— Расписка на три тысячи… Расписка на пять тысяч с мелочью… Пальцы быстро замелькали. — Ты гляди, а тут аж на пятьдесят тысяч… «К инвестиционной компании „Лигинвест“ и лично к г-ну Лаврентьеву Игорю Константиновичу финансовых претензий не имею»… Интересные дела, а? Так, может, как раз за этими бумажками охота шла, а, гражданин Лаврентьев?
— Ничего не могу сказать, грабители мне о своих целях не сообщили.
Майор подровнял бумажки перед собой, откинулся на спинку стула. Побарабанил пальцами по столу.
— А позвольте полюбопытствовать, Игорь Константинович, откуда у вас было в девяносто четвертом году столько денег, чтобы возвращать знакомым взятые в долг такие
Лаврентьев вздохнул, мягко улыбнулся:
— Вы прекрасно понимаете, что ни в девяносто четвертом году, ни в какое-либо другое время у меня не было столько денег, чтобы возвращать знакомым такие суммы. Конечно, речь идет о деньгах «Лигинвеста». Я там подрабатывал консультантом по кадрам, был, в общем-то, человеком со стороны, никому не известным… И как-то директор, Ильин Герман Николаевич, попросил меня об одолжении: принять несколько вкладов как частные ссуды на мое имя. Наверняка была в этом какая-то махинация, может, с налогами, не знаю, но скорее вкладчики просто не хотели документально показывать, что у них есть такие деньги… Чтобы в случае чего не отвечать на вопросы, откуда взяли… Я тогда, надо сказать, сидел на мели, а Ильин мне предложил по три доллара с каждой тысячи, вот так я в это дело и встрял… А после, где-то недели за две до прекращения «Лигинвестом» платежей, тот же Ильин меня попросил всем вкладчикам деньги вернуть по представленной им ведомости, под расписки… Несколько дней это тянулось, а когда я все выплатил и хотел расписки передать Ильину, он уже исчез… Я туда, я сюда, — излагал с выражением Лаврентьев, — исчез и исчез, и обещанные три доллара с тысячи мне не заплатил. Я долго думал, что делать с расписками, потом сообразил, что это ведь мое единственное оправдание, что могут ведь после прийти те вкладчики и требовать с меня возврата долгов, тем более, что Ильин пропал, значит, для меня эти бумажки дороже золота… И ни дома, ни на службе держать их нельзя… Ну, посоветовался с госпожой Зубко, мы ведь дружили, а она была в «Лигинвесте» кассиром, побольше меня понимала в этих делах… И она любезно согласилась хранить бумаги у себя.
— А сейчас, значит, они вам понадобились, и вы за ними пришли?
— Господин майор, я понимаю, разговор для вас интересный, как у вас говорится, «по вновь открывшимся обстоятельствам», но какое это все имеет касательство к нападению на меня?
Илья Трофимыч чуть усмехнулся:
— Думаю, самое прямое, господин Лаврентьев. Два года бумажки лежали тихо-мирно, никак не влияя на ваши чисто товарищеские отношения с гражданкой Зубко, потом вдруг, внезапно, они вам понадобились, вы спешите за ними, забираете папку, заодно забираете свои вещи, как будто уже не собираетесь больше в этом доме появиться, — и тут же на вас нападают, прямо у дверей квартиры! Как вы показали ранее, вы звонили, предупредили гражданку Зубко о своем приходе, она вполне могла подготовить такое нападение, особенно если почувствовала, что доверительные товарищеские отношения между вами и нею изменились…
Илья Трофимович говорил строго по сценарию, составленному под руководством Кучумова, но был недоволен: с самого начала ему не нравилось, что придется возбуждать в Лаврентьеве подозрения и враждебность к женщине, и сейчас тоже, хотя «пострадавший» не выглядел опасным человеком. Впрочем, мало ли как он выглядит — погибла же отчего-то Ираида Николаевна Безвесильная, скоропостижно угодившая под черную «семерку»…
— Ну ладно, Игорь Константинович…
Лаврентьев вдруг отметил с тревогой, что у майора изменился тон, да и вид тоже, вовсе он не казался теперь таким облезлым и униженным.
— …вернемся к теме, которая представляет наибольший интерес, как у нас говорится, «по вновь открывшимся обстоятельствам». Тем более, что по этой теме давно ведется следствие и вы, гражданин Лаврентьев, можете оказаться весьма важным свидетелем… Как-то мне с трудом верится, чтобы неизвестные владельцы мошеннической компании «Лигинвест» или её находящийся в розыске директор Ильин Герман Николаевич доверили операции с сотнями тысяч долларов человеку случайному, им едва известному…
Лаврентьев беспокойно шевельнулся на стуле, но промолчал.