Союз сердец
Шрифт:
Глаза ее заволокло туманом при воспоминании о том, как свершились ее чудесные романтические мечты.
— Иви!
Нетерпеливый оклик словно выдернул ее из теплых снов на холод действительности. Голубые глаза яростно сверкали перед ее размытым взором.
— Ч-что?
— О господи! — мрачно пробормотал Георгос.
— Вам надо подписать брачное свидетельство, госпожа Павлиди, — проговорил рядом с ней учтивый мужской голос. — Все уже подготовлено в кабинете вашего мужа.
Она поглядела через плечо на чисто выбритое приветливое лицо Яниса Филикидиса. Ему за тридцать, и он настолько же ярко выраженный блондин, насколько Георгос — брюнет.
Тем не менее приятно было почувствовать на своем плече дружескую ласковую руку. Иви нравилось, как Янис смотрел на нее — с восхищением и уважением. Не то что мнимый супруг, в глазах которого не было ничего, кроме плохо скрытого раздражения.
— Веди-ка лучше ее ты, Янис, — сказал Георгос, насмешливо скривив губы. — Ты, похоже, нашел нужный подход. А ты, мама, помоги Эмилии с закусками, пока мы разделаемся с бумагами. Рита! Вы пойдете с нами, будете свидетельницей… — И зашагал к двери, не удостоив их взглядом.
— Есть, командир! — Рита отсалютовала удаляющейся спине Георгоса.
Иви не удержалась от смешка.
— Учитесь у Риты, — прошептал Янис, ведя ее вслед за секретаршей. — Георгос вас не достанет, если вы этого ему не позволите, Иви.
Она подняла на него изумленный взгляд.
— Но вы же лучше всех знаете, что это не настоящий брак. Мы с Георгосом разведемся сразу после рождения ребенка.
— Это вы сейчас так думаете, не сомневаюсь, но Георгос достаточно привлекательный мужчина. Что, если вы его полюбите? Если он решит, что супруга с вашей внешностью — именно то, что доктор прописал?
Она в недоумении остановилась перед кабинетом и уставилась на Яниса, даже не услышав его последнего замечания, так ее поразило его нелепое предположение, что она может полюбить младшего брата своего Леонидаса.
— Я никогда не полюблю Георгоса, никогда!
Янис вдруг нахмурился, устремив взгляд через ее плечо, и, обернувшись, она увидела Георгоса. У него было каменное лицо.
— Как ты думаешь, долго можно тянуть с таким простым делом? — рявкнул он.
— Само собой, — спокойно согласился Янис и жестом пригласил Иви пройти в комнату.
Она заколебалась, раздираемая чувством неловкости и вины. Но почему ей неловко оттого, что ее услышал Георгос? Ведь они уже об этом говорили, и, хотя она допускает, что в каком-то отдаленном будущем снова полюбит, мужчина тот никогда не будет похож на Георгоса. Ее внимание сможет привлечь человек, который даст ей почувствовать, что она хороша, что она особенная, а не тупица и мямля.
— Иви, — пробормотал Янис, подталкивая ее в кабинет.
Пока она шла по узорчатому богатому ковру к огромному дубовому столу, ее догнали воспоминания, напомнив, как впервые предстала она перед этим столом.
Это случилось на следующий день после похорон Леонидаса, в сырое ветреное августовское утро. Она лежала в постели, не имея сил встать. Лежала и слушала, как хлещет в окно дождь, когда в комнату постучала Эмилия и сказала, что Георгос хочет видеть ее у себя в кабинете, когда она встанет.
Смущение и чувство вины заставили ее мигом вскочить с кровати — не дай бог, брат Леонидаса подумает, что она собирается быть иждивенкой в этом доме. Поспешно приняв душ, она натянула джинсы и персиковый свитер,
Робко-робко постучала она в дверь кабинета и в ответ услышала далеко не робкое «войдите». Предварительно вздохнув, чтобы успокоиться, она вошла в комнату и осторожно закрыла за собой дверь. Преодолевая гигантский ковер, она беспокойно оглядывалась по сторонам: комната подавляла так же, как и ее хозяин. Обшитые деревом стены, множество книжных шкафов с увесистыми томами, темные портьеры на окнах, почти не пропускающие дневного света. Очень неприветливая комната.
Георгос поднял взгляд от бумаг и откинулся в кресле. Лицо его, выйдя из круга света, падавшего от настольной лампы, и оказавшись в тени, стало более злым, чем обычно.
— Возьмите стул, Иви, — велел он. — Нам надо кое-что обсудить.
— Об… судить?
Он вздохнул.
— Может, будет лучше, если вы сядете и выслушаете меня?
Иви полностью с ним согласилась, презирая свое беспрестанное заикание. Она не могла понять, почему он так на нее действует. Никогда в жизни она не защищалась. Правда, никогда и не сталкивалась с кем-нибудь, похожим на Георгоса.
Она устроилась на краешке большого кожаного кресла, радуясь, что можно помолчать.
— Извините, что потревожил вас в вашем горе. — В резком голосе не было и нотки вины, он даже не смотрел на нее, уткнувшись в какие-то бумаги на столе. — Но есть некоторые вопросы юридического характера, о которых я обязан вас уведомить. По завещанию Леонидаса, сделанному, к сожалению, несколько лет назад, все остается его жене, которая даже не потрудилась прийти на его похороны. — Он поднял глаза и посмотрел на Иви долгим жестким взглядом. — Хотя, возможно, она предпочла не показываться. — Он еле слышно вздохнул. — Как бы там ни было, Леонидас оставил ей все свое имущество, в том числе дом, где они жили и где теперь живет она, а также все, что имеется в этом доме, а также третью часть своего пая в нашем деле. Общая стоимость наследуемого около пятнадцати миллионов долларов.
Иви только ахнула. Так Леонидас был миллионером? Все то время, что она была с ним знакома, он не покупал никакой одежды, сам выращивал овощи, пилил на дрова сухие деревья. Тратил деньги он только на покупку всего необходимого для живописи. Она придумала даже такую игру — что он станет делать с деньгами, когда его признают как художника. Теперь она поняла, почему он не принимал ее игру и говорил, что деньги не приносят счастья. И пусть она никогда не верит, что они могут его дать.
— Мой поверенный проинформировал меня, — продолжал Георгос, — что вы можете опротестовать завещание на том основании, что не менее шести месяцев до его смерти проживали совместно с ним в качестве гражданской жены и ожидаете от него ребенка.
Иви открыла было рот, чтобы возразить против первой формулировки, но передумала. Они ведь действительно жили вместе. Другое дело, что не переступали порога в своих отношениях до той самой последней ночи. И все же… как-то нехорошо опротестовывать его завещание. У него было достаточно времени и возможностей изменить завещание, если б он этого хотел.
В памяти снова всплыли слова Леонидаса о том, что деньги не приносят счастья, и она поняла, что не хочет ничего из тех денег, которые явно сделали его несчастным. Она ничего не сказала — Георгос опередил ее.