Союз звезды со свастикой: Встречная агрессия
Шрифт:
Итак, осенью 1939 г., в свете отношений с германским правительством, перед советскими лидерами в качестве первоочередной стояла задача ликвидации лимитрофов, и за осуществление этой задачи советское руководство самым активным образом и взялось. Как подчеркивал Тухачевский, в случае выбора белорусского направления для Красной армии «было бы крайне важно пройти по территории Литвы» [603] .
Согласно п. 1 секретного дополнительного протокола от 23 августа 1939 г. северная граница Литвы одновременно являлась границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы к Виленской области признавались обеими сторонами. Риббентроп пообещал литовцам вернуть им их древнюю столицу Вильнюс, захваченную поляками в 1919 г. И вот, вопреки зафиксированной в п. 1 секретного протокола договоренности, Красная армия, осуществив агрессию против Польши, заняла литовскую столицу Вильно и прилегающий к ней район, которые позднее, однако на основании ст. 1 договора от 10 октября 1939 г. между Советским Союзом и Литвой были переданы СССР Литовской республике с включением их в состав государственной территории Литвы [604] .
603
1937. Показания маршала Тухачевского // ВИЖ. 1991. № 8. С. 49.
604
Текст договора о передаче Литовской республике города Вильно и Виленской области и о взаимопомощи между Советским Союзом и Литвой от 10 октября 1939 г. см.: Известия. 1939. 11 окт.
И.
Между тем 20 сентября 1939 г. Гитлер подписал план присоединения Литвы к рейху, а 25 сентября отдал войскам приказ о готовности нанести удар по этой стране. Но в тот же день, 25-го, Сталин через германского посла в Москве Шуленбурга предложил следующее: из территорий к востоку от демаркационной линии все Люблинское воеводство и ту часть Варшавского воеводства, которая доходит до Буга (эти земли были населены этническими поляками), добавить к землям, оккупированным немецкими войсками, взамен на отказ Гитлера от претензий на Литву [605] . Это предложение Сталина известный английский историк Алан Буллок объясняет тем, что в августе 1939-го Сталин был уверен в отказе Гитлера дать согласие на присоединение Литвы к советской «сфере интересов», а потому предпочел заручиться получением по временному разделу Польши большей части ее центральных территорий в дополнение к Западной Украине и Западной Белоруссии [606] .
605
См.: Германский посол в Москве — в МИД Германии. Телеграмма № 442 от 25 сентября 1939 г. // СССР — Германия. Т. 1. С. 105–106.
606
См.: Буллок А. Гитлер и Сталин. Т. 2. С. 269.
Для решения названных проблем в Москву по приглашению правительства СССР 27 сентября 1939 г. приехал министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп. На переговорах, состоявшихся в Кремле 27–28 сентября, со стороны Германии принимал участие также посол Шуленбург. Советский Союз представляли И.В. Сталин, В.М. Молотов и полпред в Германии А.А. Шкварцев.
Договор о дружбе и границе, заключенный Германией и СССР 28 сентября 1939 г. [607] , согласно ч. 2 ст. 5 вступал в силу с момента подписания, хотя, как и пакт о ненападении, предусматривал процедуру ратификации (ч. 1. ст. 5), каковая и была осуществлена Президиумом Верховного Совета СССР и рейхстагом Германии 19 октября 1939 г., а 14 декабря в Берлине состоялся обмен ратификационными грамотами.
607
Текст договора см.: Правда. 1939. 29 сент.
Под эвфемистической формулировкой преамбулы договора, констатировавшей факт «распада бывшего Польского государства» и провозгласившей в качестве обоюдной задачи германского и советского правительств обеспечение «народам, живущим на этой территории, мирного существования, соответствующего их национальным особенностям», было без обиняков декларировано то территориально-политическое преобразование, которое предусматривалось ст. 2 секретного дополнительного протокола от 23 августа 1939 г.
В статье 1 договора устанавливалась граница между «государственными интересами» обеих стран на территории «бывшего Польского государства». Согласно названной статье, более подробно эта линия подлежала описанию в дополнительном протоколе, каковой и был подписан 4 октября 1939 г. В.М. Молотовым и послом Шуленбургом, действовавшим от имени имперского правительства [608] . Как и сам договор о дружбе и границе, во исполнение ст. 1 которого правительства двух стран подписали названный протокол, последний был ратифицирован и Президиумом Верховного Совета СССР, и рейхстагом Германии 19 октября 1939 г., а 14 декабря в Берлине стороны обменялись ратификационными грамотами.
608
Текст протокола см.: Документы внешней политики. 1939. Т. XXII. Кн. 2. С. 154–157.
В статье 2 договора о дружбе и границе отмечалось, что обе стороны признают установленную в ст. 1 границу обоюдных государственных интересов окончательной и устраняют всякое вмешательство третьих держав в это решение, причем необходимое государственное переустройство стороны производят каждая в своей зоне (ст. 3). Наконец, договаривающиеся стороны пришли к выводу, что такое переустройство станет надежным фундаментом для дальнейшего развития дружественных отношений между их народами (ст. 4).
У политического обозревателя «Известий» В. Матвеева при анализе действий советского руководства в сентябре 1939 г. возникает ряд вопросов: «Зачем нужно было связывать нашу страну обязательствами «дружбы» с нацистской Германией? Зачем потребовалось объявлять об «искусственности» польской государственности?» [609] (Речь Гитлера от 6 октября 1939 г. в рейхстаге, где глава Рейха вновь подчеркнул «нежизнеспособность Польского государства», созданного, по его словам, «на костях и крови немцев и русских», без всякого учета исторических и этнографических условий, опять же, без комментариев была воспроизведена советской печатью [610] .) Очевидно, что здесь нашло свое выражение давнее недовольство советской стороной Версальским мирным договором и Рижским миром 1921 г., а также память о неоднократно произносившихся в 1922–1933 гг. Германией и Советским Союзом взаимных заверениях в дружбе, главной основой которой являлось наличие общего врага — Польши. Не случайно в беседе с советским военным атташе в Германии генералом Пуркаевым, состоявшейся 5 сентября 1939 г., главнокомандующий сухопутных сил Германского государства Браухич напомнил первому о своей реплике, произнесенной в адрес одного высшего командира РККА в 1931 г. на военных маневрах: «Надеюсь в ближайшем будущем встретиться в Варшаве». Это напоминание было воспринято Пуркаевым как выражение уверенности в силах Красной и немецкой армий, которым несколькими днями позже предстояло совместно «навести порядок» в Польше [611] .
609
Матвеев В. От Балтики до Черного моря // Известия. 1989. 18 авг.
610
См.: Из речи Гитлера в рейхстаге // Правда. 1939. 7 окт.
611
См.: Телеграмма полномочного представителя СССР в Германии А.А. Шкварцева наркоминдел СССР В.М. Молотову. 5 сентября 1939 г. // Документы внешней политики. 1939. Т. XXII. Кн. 2. С. 28.
Обменяв Люблинское воеводство и части Варшавского воеводства на территорию Литовского государства [612] и подписав в тот же день с Германией договор о дружбе и границе, советское правительство в основном ограничилось присоединением к СССР славянских «братских народов» — украинцев и белорусов, проживавших на польской территории «чужаками». Однако вопреки устоявшемуся мнению [613] , линия советско-германской границы отнюдь не повторяла линии Керзона, выработанной в 1919 г. Верховным советом союзных и объединившихся держав в качестве советско-польской границы. К такому выводу позволяет прийти элементарное сравнение линии, нанесенной на прилагавшуюся к договору о дружбе и границе карту, с линией, изложенной в ноте от 12 июля 1920 г. британским министром иностранных дел Керзоном [614] . Подтверждение этому факту содержится и в Заявлении от 11 января 1944 г. о советско-польских отношениях, сделанном советским правительством, где говорилось, что «восточные границы Польши могут быть установлены
612
Текст подписанного Молотовым и Риббентропом 28 сентября 1939 г. секретного дополнительного протокола об изменении советско-германского соглашения от 23 августа относительно сфер интересов Германии и СССР см.: Советско-германские договоренности 1939–1941 годов. Из Архива ЦК КПСС. С. 92.
613
Выразителем данного мнения является, в частности, И. Фляйшхауэр, которая, комментируя подписание советско-германского договора о дружбе и границе, пишет: «Тем самым в Польше Красная армия фактически отошла на линию Керзона» (Фляйшхауэр И. Пакт. С. 307).
614
См.: Радиотелеграмма британского министра иностранных дел наркому по иностранным делам Чичерину от 12 июля 1920 года // Известия. 1920. 18 июля.
615
Там же. 1944. 11 янв.
616
Цит. по: Бережков В.М. Страницы дипломатической истории. М., 1982. С. 318–319.
Несмотря на несовпадение линии, установленной советско-германским договором о дружбе и границе, с линией Керзона, тот факт, что советское правительство ограничилось в 1939 г. присоединением к СССР территорий «бывшей Польши», населенных преимущественно украинцами и белорусами, позволил Москве (наряду с другими причинами) избежать недовольства Англии и Франции, чего отнюдь не удалось достичь с подписанием московских соглашений Германии [617] . Учитывая известную тягу поляков к воссоединению, положениями, зафиксированными в германо-советских соглашениях, СССР смог также избежать источника постоянного беспокойства, который мог бы появиться, включи СССР в сферу своих «государственных интересов» исконно польские земли.
617
Комментируя реакцию зарубежных дипломатов на эти соглашения, советский полпред во Франции Я.З. Суриц писал: «2. Зона, которая по московскому соглашению отходит к СССР, почти всеми знатоками вопроса на Кэ д'Орсе признается областью непольской (за исключением Ламнии). Если подходить под углом этническим, говорил профессор Буане, то СССР ни в каком разделе Польши не участвовал. 3. Совершенно иное отношение к зоне, отошедшей к Германии. За исключением Силезии и части Познани, ее считают областью чисто польской» (Телеграмма полномочного представителя СССР во Франции Я.З. Сурица в наркоминдел СССР. 30 сентября 1939 г. // Документы внешней политики. Т. XXII. Кн. 2. С. 143).
В контексте юридического анализа договора о дружбе и границе от 28 сентября 1939 г. особенно важен вопрос о границах.
Упоминание в преамбуле договора о распаде «бывшего» Польского государства противоречило международному праву, так как военная оккупация (об элементах оккупационного режима на территориях, отошедших в сферу государственных интересов СССР и Германии в «бывшей» Польше, говорят и обязательства сторон, взятые СССР и Германией с подписанием 28 сентября секретного дополнительного протокола о недопущении польской агитации на территории другой договаривающейся стороны. Согласно этому протоколу, стороны также обязались ликвидировать зародыши враждебной агитации на своих территориях и информировать друг друга о целесообразных для этого мероприятиях [618] ) не ликвидирует государство как субъект международного права. Кроме того, выше уже говорилось, что побежденная в войне Польша не утратила своего суверенитета, ибо ее правительство выехало за пределы страны, так и не подписав акта о государственной и военной капитуляции. И хотя на территориях, переходящих к СССР, проживало в основном украинское и белорусское население, договор, ставший результатом применения силы против Польши со стороны не только Германии, но и Советского Союза, являлся, как нарушающий императивную норму международного права, недействительным с самого начала [619] . Этот вывод полностью относится и к дополнительному протоколу от 4 октября 1939 г. о разграничении государственных интересов СССР и Германии на территории «бывшего Польского государства». Таковыми они и были признаны, хотя и косвенно, в соглашении между правительством СССР и правительством Польской республики о восстановлении дипломатических отношений (по инициативе СССР 25 апреля 1943 г. отношения с польским правительством вновь были прерваны. Советское правительство обвинило эмигрантское правительство Польши в «активном участии во враждебной антисоветской клеветнической кампании немецких оккупантов по поводу «убийства в Катыни» [620] ) и создании польской армии на территории СССР, подписанном в Лондоне 30 июля 1941 г., где говорилось (п. 1), что правительство СССР признает советско-германские договоры 1939 г. касательно территориальных перемен в Польше утратившими силу [621] .
618
Текст протокола см.: Советско-германские документы 1939–1941 годов. Из Архива ЦК КПСС. С. 93.
Для осуществления этой договоренности было установлено сотрудничество между гестапо и НКВД. С этой целью в декабре 1939 года на польской территории, оккупированной Германией, в г. Закопане был создан совместный учебный центр (см.: Семи-ряга М.И. Советско-германские договоренности… С. 102).
619
См.: Мюллерсон Р.А. Советско-германские договоренности 1939 г. в аспекте международного права // Сов. государство и право. 1989. № 9. С. 107.
620
См.: Нота советского правительства о решении прервать отношения с польским правительством. 25 апреля 1943 г. // Внешняя политика СССР. T.V. М., 1947. С. 269–270; Сообщение ТАСС // Известия. 1944. 18 янв.
621
Текст соглашения см.: Правда. 1941. 31 июля.
Осенью 1939 г., осуществляя договоренности о территориально-политическом переустройстве на территории суверенной Польши, германская и советская стороны предприняли шаги по присоединению отошедших к ним земель. 5 сентября 1939 г. Молотов дал понять германскому послу в Москве Шуленбургу, что в скором времени Красная армия приступит к действиям в Польше, но уже 4 сентября 1939 г. Политбюро ЦК ВКП (б) приступило к рассмотрению вопросов послевоенного переустройства в Польше. Это решение Политбюро, датированное 4 сентября — 3 октября 1939 г., было оформлено единым Протоколом № 7 [622] . В нем предписывалось: «1. Созвать Украинское Народное Собрание из выборных по областям Западной Украины (территория бывших воеводств Станиславского, Львовского, Тернопольского и Луцкого) и Белорусское Народное Собрание из выборных по областям Западной Белоруссии (территория бывших воеводств Новогрудского, Виленского, Белостокского и Палесского).
622
См.: Протокол № 7 решения Политбюро ЦК ВКП (б) за 4 сентября — 3 октября 1939 г. Вопросы Западной Украины и Западной Белоруссии // Документы внешней политики. 1939. Т. XXII. Кн. 2. С. 19–20.