Создания света — создания тьмы
Шрифт:
Принц-Который-был-Тысячей щекочет ее лазерными уколами, купает в гамма — лучах, пичкает ультразвуком и инфразвуком.
Она замолкает, и на мгновение Принц отрывается от приборов, зеленые глаза его расширяются и уголки тонких губ тянутся вверх за улыбкой, которой никогда не достигают.
Она опять начинает вопить.
Принц скрипит зубами и откидывает с головы темный капюшон.
Его волосы — нимб червонного золота в сумерках Места-без-дверей. Он смотрит на почти различимую тень, что корчится перед
Десять столетий он старается убить ее, а она все живет.
Он скрещивает руки на груди, опускает голову и исчезает. Темная вещь рыдает внутри света и тьмы.
Мадрак наполняет стаканы.
Фрамин долго и пристально рассматривает вино на свет, пьет. Мадрак наливает еще.
— Ни жизни, ни чести, — вздыхает Фрамин.
— Ты же никогда по-настоящему не поддерживал программу.
— И что толку? Ни жизни, ни чести.
— Весьма поэтично… Фрамин поглаживает бороду.
— Я ничему и никому не могу быть предан полностью.
— В этом твое несчастье, мой бедный Ангел Седьмой Станции.
— Этот титул погиб вместе с ней.
— В изгнании аристократия всегда стремилась сохранить хотя бы свои титулы.
Взгляни на самого себя темноте, и что увидишь?
— Ничего.
— Вот именно.
— И что из этого?
— Ничего. Тьма.
— Я не вижу смысла в твоих словах.
— Во тьме это неудивительно, воин-священник.
— Перестань говорить загадками, Фрамин. В чем дело?
— Зачем ты искал меня?
— У меня есть последние данные о численности населения. Похоже, оно приближается к Критической Точке — той, что никогда не наступает. Хочешь взглянуть на них?
— Нет. Я в этом не нуждаюсь. Что бы там ни было, ты прав.
— Ты чувствуешь это в приливах и отливах Энергий? Фрамин кивает.
— Дай-ка мне сигарету, — говорит Мадрак. Фрамин щелкает пальцами и извлекает зажженную сигарету из воздуха.
— В этот раз будет нечто особенное, не просто отлив волны Жизни. Боюсь, идет взрывная волна.
— И что станет с этим миром?
— Я не знаю, Мадрак. Но уйду, как только буду знать.
— О?! Когда же?
— Завтра вечером, хотя бы для этого пришлось снова сыграть с Черной Волной. Мне лучше не откладывая удовлетворить свою тягу к смерти, предпочтительно, не покидая собственной пентаграммы.
— Кто-нибудь еще остается здесь?
— Нет. На Блисе всего двое бессмертных.
— Ты откроешь мне выход, когда будешь уходить?
— Конечно.
— Тогда я, пожалуй, задержусь на ярмарке до завтрашнего вечера.
— На твоем месте я бы не медлил. Ничего хорошего этот мир не ждет. Если хочешь, я могу открыть выход прямо сейчас. — Фрамин вновь щелкает пальцами и извлекает сигарету для себя.
— Значит, нечто особенное произойдет именно завтра?
— Да. Взрывная волна. Я чувствую приближение Энергий. Недавно было какое-то движение в том великом Доме, куда в конце концов уходит все живущее.
— Тогда мне тоже не помешает приобщиться к этому знанию, — усмехается Мадрак, — тем более, что всякое движение в том Доме задевает моего бывшего хозяина, Который-был-Тысячей.
— Ты цепляешься за обветшавшую преданность, могучий.
— Возможно. А тебе это на что? Зачем тебе множить свою мудрость такой ценой, Ангел?
— Мудрость самоценна. К тому же подобные вещи могут стать источником великой поэзии.
— Если смерть есть источник великой поэзии, то я предпочитаю бездарную. Кстати, о таких изменениях на Средних Мирах неплохо бы известить Принца…
— Я пью за твою преданность, могучий, однако согласись, наш бывший господин тоже приложил руку к теперешнему беспорядку.
— Твои мысли на сей счет мне известны. Поэт делает глоток и вдруг опускает стакан. Глаза его теперь заполняет один цвет, — зеленый. Черные точки зрачков и белки растворяются, исчезают, глаза становятся бледными изумрудами, и в каждом живет желтая искра.
— Я предрекаю как провидец и маг, — начинает он отрешенным и невыразительным голосом, — что сейчас на Блис явилось то, что предвещает хаос. Мне ведомо также, что к Блису приближается и нечто иное, ибо я слышу беззвучный топот копыт во тьме и вижу того, кто невидим в своем надзвездном беге. Мы и сами можем быть втянуты в то, что произойдет здесь, хотим мы того или нет.
— Где? И как?
— Здесь. И нет в этом ни жизни, ни чести.
— Аминь, — заключает Мадрак. Зеленобородый маг скрежещет зубами: — …И суждено нам быть тому свидетелями… — глаза его вспыхивают адским блеском, а костяшки пальцев белеют на черной трости с серебряным набалдашником.
…Евнух, жрец высшей касты, ставит тонкие свечи перед парой старых сандалий.
…Пес терзает грязную перчатку, видевшую много лучших столетий.
…Слепые Нерпы бьют по крошечной серебряной наковальне деревянными молоточками пальцев. На металле лежит полоса голубого света.
Зеркало оживает туманными образами, рожденными пустотой.
Оно висит в комнате, где никогда не было мебели, висит на стене, покрытой темными гобеленами, и перед ним — Огненная Ведьма.