Создатель ангелов

Брейс Стефан

Сразу стало заметно, что она более загорелая, чем раньше. Ее лицо. Тыльная часть кистей.

Сестра Милгита моментально определила, что руки выше кисти и шея тоже загорели, но ничего не сказала об этом. Она только спросила, жалеет ли сестра Марта о содеянном, и та сразу же признала это. Тогда аббатиса сказала, что ей будут рады, и напомнила притчу о блудном сыне.

На этом сестра Милгита и остановилась. Ей показалось, что так будет лучше всего. А когда-нибудь потом она расспросит сестру с пристрастием.

Виктор сразу заметил,

что в ее поведении что-то изменилось. Она ходила, расправив плечи и выпрямив спину, из-за чего ее обычно плоский живот приобрел мягкую округлость. В манере держаться появилась определенная уверенность. Эта картина сильно отличалась от того, что происходило в месяцы, предшествовавшие исчезновению. Тогда она почти постоянно ходила со склоненной головой и опущенными плечами, и ее шаги были такими вялыми, что казалось, будто на ее одежде кто-то повис и ей приходится таскать его за собой повсюду. Ведь сестра Марта почти не разговаривала с Виктором с тех пор, как сестра Милгита попросила его почитать. Мальчик думал, что она сердится на него. Он не видел ее ни ночью, ни во время дневных чтений, а потом вдруг она исчезла.

Но вот сестра Марта вернулась. И в самый первый день прошептала ему на ухо:

— Я скучала по тебе.

«Я тоже скучал», — хотел он ответить, но не смог ничего произнести.

Немного позже, когда у нее снова появилась возможность поговорить с ним, она сказала:

— Скоро я опять уеду. Теперь уже навсегда.

Он не знал, что ему сказать на это. От этих ее слов у него появилось такое гнетущее чувство, какого он никогда не испытывал раньше.

Тошнотворный запах появлялся, но всегда исчезал. Виктор понял это уже очень рано. Если запах появлялся, то им пахло сразу от всех сестер. Каждый раз, как кто-то из них склонялся над ним, запах подавлял все остальное. Он исходил от их одежды. От их рук. От их дыхания. Так пахло холодное топленое сало, которым иногда мазали его бутерброд.

Казалось, сестры сами его чувствовали, потому что пока они так пахли, они с трудом переносили пациентов. Как будто запах разъедал их мозг, и они теряли над собой контроль. Даже сестра Марта. Каждый раз, когда она так пахла, она во время чтения становилась более нетерпелива. Более раздражительна. Поймав себя на этом, она извинялась:

— Прости меня, Виктор. Это пройдет.

«И опять придет», — думал он.

Но с тех пор как сестра Марта вернулась, от нее больше не было такого запаха. Хотя другие сестры уже пахли так два раза. Виктор буквально испытывал наслаждение, когда она мыла его и укрывала одеялом.

Отсутствие этого запаха было для него просто констатацией факта, он не мог сделать никаких выводов. Новость, о которой она рассказала ему однажды, была для него полной неожиданностью.

В тот момент она вытирала его в ванной комнате полотенцем.

— Они скоро заметят, — начала она. — Можешь сам посмотреть. И потрогать.

Сестра Марта взяла его руку и положила ее себе на живот. Он почувствовал только мягкую ткань ее хабита.

— У меня в животе растет ребенок, — прошептала она. Она поводила его рукой

вверх-вниз, и теперь он на самом деле почувствовал по округлости ее живота, что под хабитом действительно что-то скрывается.

— Как только сестра Милгита обнаружит это, мне сразу же придется уйти из монастыря, — продолжила она. — Сначала она еще изругает меня последними словами. Но я готова через это пройти, потому что потом у нее не будет другого выбора. И мои родители не смогут меня больше сюда отправить.

Она опустилась на колени и крепко схватила его за руки. Она посмотрела ему в глаза, но он отвел взгляд.

— Если будет мальчик, я назову его Виктор. Тебе нравится?

Ему понравилось.

Как только сестра Милгита что-то заподозрила, она при каждой стирке стала проверять белье сестры Марты на предмет пятен крови. Она взяла календарь и вычислила, когда это могло произойти и как долго длилась ее возможная беременность. Аббатиса стала следить за послушницей, и ей бросилось в глаза, что та часто проводит рукой по своему слегка увеличившемуся животу.

— У вас болит живот? — спросила она ее однажды и напряженно ждала реакции.

Но сестра Марта даже не испугалась. Она простодушно покачала головой и с недоумением взглянула на аббатису, как будто изумившись, как, во имя всего святого, ей могло прийти такое в голову.

В течение пяти недель не обнаружив пятен крови, сестра Милгита решила обследовать девушку. У нее самой не было опыта в этом деле, поэтому она обратилась к доктору Хоппе, когда он приехал навестить сына. Ей и прежде приходилось советоваться с ним, когда ей не хватало собственных знаний и знаний других сестер, но на сей раз она чувствовала себя неловко. Женщина промолчала о том, что действительно хотела узнать, и попросила его только проконсультировать сестру, у которой уже несколько недель болит живот.

Она отвела его в комнату сестры Марты, у которой в то время был час индивидуального изучения Библии. По пути доктор осведомился о здоровье сына.

— Нет никакого улучшения, — сказала сестра Милгита. — Увы.

Она услышала, как он вздохнул.

— Как вы думаете, он счастлив? — спросил он.

— Разумеется, герр доктор.

— Я так надеюсь на это, сестра. Я очень надеюсь, что так оно и есть.

Когда аббатиса и доктор вошли в комнату, сестра Марта подняла взгляд от лежащей перед ней на столике Библии. Она сразу же отодвинула стул, встала и вежливо поклонилась им обоим.

Сестра Милгита ожидала, что послушница откажется от всякого обследования или, по крайней мере, задаст вопрос, но та, к ее удивлению, воздержалась от комментариев и сразу же легла на кровать, куда доктор Хоппе указал приглашающим жестом. Также, когда он попросил ее поднять хабит над животом, она сделала это без колебаний.

Аббатиса стояла в углу комнаты и украдкой поглядывала на голый живот послушницы. Он явно округлился.

Доктор положил правую руку ей на живот.

— Скажите мне, когда почувствуете боль, — сказал он. Он провел рукой по всему ее животу, с нажимом ощупывая его кончиками пальцев.