Создатель балагана
Шрифт:
Говоривший стоял слева от Корпса. Скосив глаза, мошеннику удалось рассмотреть его. Невысокий, жилистый и одновременно с тем опасный. Судя по тому, как он держался, по тону и, самое главное, по блеску стальных глаз угадывалось, что убийство для него – привычное дело.
– Это моя часть добычи, смекаешь?! Мы же так и договаривались.
– Мы договаривались, что тебе что-то достанется, – капитан пиратов сухо улыбнулся. – Но я так понимаю, не тебе решать, что именно.
– Но они мне нужны, – теперь от дерзости не осталось
– Это уже другой разговор. Сколько ты за них дашь?
– Мою часть добычи за этих двоих и их вещи.
– Ты поразительно дерзок, Парокл. Скажи, почему я должен тебя слушать?
– Потому что только я умею подделывать подписи так, чтобы ни у кого не возникало вопросов, – Диос вновь «окреп». – Так что, я нужен, смекаешь?.
– Да, – капитан чуть склонил голову, будто прислушиваясь к внутреннему голосу. – Ты нужен. Пока еще.
Затем он подошел ближе к Юлиусу и Гераклиду. На секунду мошеннику сделалось страшно до дрожи в ногах.
– Где ваши вещи?
Аквус нахмурился и сунул руки за спину. Тут же последовал резкий удар в живот, горе-скульптор согнулся, выпучив глаза, и открыл рот. «Сам виноват, – подумал мошенник, пытаясь заглушить неизвестно откуда взявшееся чувство вины. – Когда такие люди тебя о чем-то спрашивают – им надо отвечать правильно. Это не рыбешка, вроде Диоса Парокла, а злая и матерая акула».
– Я еще раз повторяю, – тем же спокойным тоном сказал капитан. – Где ваши вещи?
В этот раз даже до твердолобого Гераклида дошло. Все еще пытаясь восстановить дыхание, он вывернул карманы. Капитан придирчиво осмотрел содержимое и забрал деньги. Остальное имущество Аквуса в виде нескольких носовых платков, мятого листка бумаги и огрызка карандаша капитана не заинтересовало. Он повернулся к Юлиусу, и мошенник тут же сказал:
– Вон та торба и вон та стопка книг.
Капитан оскалился, но не ударил. Пробормотал «я так понимаю, худые понятливей толстых» и начал инспектировать вещи Корпса. В итоге весь запас золота осел в пиратских карманах.
– Забирай! – крикнул один из матросов, кидая Пароклу торбу, в которую запихнули платки Гераклида и книги Юлиуса. – Очень ценные вещички!
Пираты дружно заржали, а Диос заскрежетал зубами. Вцепившись в торбу, он развернулся и направился к каютам.
– Эй, а этих-то куда? – окликнул его усеянный татуировками лысый пират.
В принципе, данное описание подходило каждому второму на корабле, но, как заметил Корпс, этот был самый лысый и самый татуированный.
– В трюм, к остальным! Я что, у себя их держать должен?! – сорвался Парокл.
– Кто знает? Вдруг ты решил их сделать домашними зверьками.
И пираты вновь заржали.
«Дегенераты», – тоскливо подумал Юлиус, но вслух, естественно, ничего не сказал.
Зато только отошедший от удара Гераклид не сумел смолчать.
– Что? – возопил он с визгливой интонацией, которая в аккурат приличествовала бы стеснительной
Корпс тяжело вздохнул и отвернулся. Через мгновение оскорбленные стенания резко прервались и раздались глухие удары, как будто усердная хозяйка принялась выбивать ковер. Охающий и попискивающий ковер. Потом Юлиуса подхватили под руки и потащили к люку. Несмотря на полученный по дороге подзатыльник и увесистый удар по спине, который буквально скинул его вниз, мошенник был счастлив. Как неудачливый купальщик радуется последним глоткам воздуха, которые хватают его синеющие губы, так и Юлиус наслаждался последними секундами свободы перед тем, как Гераклид вновь привяжется к нему, как женихи к Пенелопе.
Он быстренько огляделся по сторонам, а затем предусмотрительно отошел от люка подальше – что-то заставляло сомневаться в том, что Аквус сумеет спрыгнуть вниз, а не свалиться беспомощной тушей – и принялся ждать.
Гераклид рухнул в трюм.
Сначала неподвижно лежал и стонал.
Потом стал шлепать ладонями по полу и громко жаловаться на «все – до одной – сломанные кости».
Затем просто поплакал.
Через минуту запричитал на все лады об ужасных пиратах.
Еще через две собрался умирать «прямо здесь, под взглядами жесткосердных соратников».
А после того, как Даргурис со сломанным носом и отрубленными фалангами двух пальцев пообещал встать и «сию же секунду прибить эту визжащую крысу», Гераклид вскочил, волшебным образом излечившись от переломов, и в два прыжка оказался за спиной у Юлиуса.
– Меня волнуют всего два вопроса, – проговорил тот, обернувшись и уставившись чудесно излечившегося. – Зачем ты воровал именно капусту? И какой Никты ты потащился следом за мной из Дельф? Жить надоело?
– Э… Это уже три вопроса.
– Третий был риторическим, дубина.
– Ораторская наука никогда мне особо не давалась, но…
– Так, – Юлиус придвинулся совсем близко к лицу Гераклида и ткнул пальцем в его толстый, округлый, заросший неровными кустиками щетины подбородок. – Можешь ответить только на второй вопрос. Но если ты сию секунду не объяснишь мне, чего это вдруг тебе не сиделось у Оракула, я клянусь Гермесом и Одиссеем вместе взятыми, что выброшу тебя вот в этот иллюминатор. Хотя ты слишком толст для него. Ну, ничего, по кускам пролезешь.
– Так Оракул мне и сказал следовать за тобой.
– То есть сказал: «Следуй за Юлиусом, как козел на веревке, не отрываясь ни на шаг?»
– Примерно так. То есть про козла он ничего не сказал. Но про Юлиуса – да. Он назвал твое имя, и приказал спешить. И я сразу же пошел в порт – как мне и было предсказано – и стал ждать тебя.
– Как трогательно, – Юлиус возвел глаза к потолку. Один идиот – это еще куда ни шло. Но когда идиот получает божественную поддержку, дело явно пахнет троянским конем.