Создатель кошмаров
Шрифт:
Сначала глядеть на это было любопытно, затем стало утомлять, а потом уже хотелось опустить веки, чтобы не видеть настойчивую пульсацию образов, проникающих сразу в мозг.
— Не смотри туда, — посоветовал Феликс, заметив, что я болезненно щурюсь. — В большей части картинок записаны гипнокоды. Их могут фильтровать только мозги, напичканные электроникой.
— И для чего это надо?
— Чтобы лучше покупали.
Время от времени мимо проносились высокие заборы, за которыми виднелись золотые фасады, украшенные сложнейшей резьбой, алые загнутые крыши и зеленые кроны высоких деревьев.
— Эти здания — храмы? —
— Да, — отозвался Феликс.
— Совсем не похожи на наши. Интересно было бы попасть внутрь.
— Я думаю, экскурсию туда можно устроить, — кивнул учитель.
— А это реально сделать прямо сейчас?
— Нет, — со сдержанной улыбкой заметил он. — Ты неподобающе одет.
Я невольно окинул взглядом короткие рукава своей рубашки, светлые брюки и с недоумением посмотрел на Феликса.
— Житель Полиса обычно слабо представляет, что означает неподобающая одежда, — усмехнулся он. — Нужны длинные рукава, закрытая обувь. И можешь не говорить мне, что ты искренне не понимаешь, как может оскорбить твоя внешность несуществующих божеств.
Но я и не видел смысла это говорить.
Через некоторое время скоростная магистраль спустилась на уровень городских дорог, и движение замедлилось.
— Послушай, Феликс, — обратился я к учителю. — Ты наверняка знаешь, что это такое.
Я указал на маленький декоративный домик на невысоком столбе, втиснутый в узкое пространство между двумя жилыми зданиями. Вокруг него стояли плошки с едой, сосуды с напитками и висели гирлянды цветов.
— Саан пхрапхум, — он протянул руку, регулируя степень затемнения окна со своей стороны, — дом пхи. То есть духа.
— Дом духа? Что-то типа алтарей наших древних хранителей домашнего очага — лар и пенатов?
— Не совсем. Чаще всего пхи — злые сущности, которые вредят людям. И чтобы задобрить их — местные строят для них подобные дома, делают подношения. Иначе недовольный дух может наслать болезни, неудачи и прочие беды.
Я подумал, как интересно можно интерпретировать одно и то же явление. С точностью до наоборот. Одни уверены, что всегда получат защиту и убежище, другие — верят, что их окружает враждебность и агрессия. Мы благодарим за незримую заботу и гармонию окружающий мир, они просят не вредить или хотя бы не убивать.
— Кстати, одна из версий того, почему юношей здесь так легко переделывают в девушек, связана с древними религиозными верованиями, — снова заговорил Феликс. — В прежние времена считалось, что рождение сына — важное событие в семье, и его спешили одеть в девичью одежду, чтобы злые пхи не увидели мальчика и не навредили ему. Поэтому здесь так легко приняли и возможность изменения пола. Эта теория, возможно, понравится тебе больше, — добавил он, явно забавляясь тем, как я вновь нахмурился.
Определенно он понял, что меня выводит из равновесия тема катоев. Сердит, возмущает, приводит в недоумение — и теперь находил повод вновь и вновь возвращаться к ней, подкалывая меня.
— Одно дело переодеть ребенка, и совсем другое — хирургическая операция, — все же сказал я. — Я не могу этого понять. У нас тоже был миф об андрогинах. Но никто не переделывает мужчин в женщин и женщин — в мужчин. И, наверное, первый раз ты был более прав, когда сказал, что они всего лишь пытаются заработать на этом побольше денег.
На это Феликс лишь равнодушно
— Что? — спросил я.
— Дальше не поедет, — ответил учитель, бросил несколько фраз и открыл дверцу.
— Почему?
— Не любит этот район.
Мы вышли. Хотелось спросить, отчего у водителя такая неприязнь к данному месту, и почему мы должны высаживаться именно здесь, но удушающая жара снова навалилась на меня, запечатывая рот. Тело под одеждой покрылось липким потом, в голове забухал невидимый молот. В мозг ввинчивалась назойливая, вездесущая реклама, грохот машин и гул толпы вибрировали в ушах.
— Привыкнешь, — бросил Феликс, заметив мое оглушенное состояние.
Контраст с Полисом был чудовищным. Наши самые проблемные районы не выглядели как эта помойка.
Пройдя всего десяток метров, я начал отличать нюансы вони: свежий мусор, сгнивший три дня назад, неделю или тот, что пролежал спрессованным уже год. Подошвы ботинок липли к тротуару.
— Куда мы идем? В отель?
— Нет.
Мы все глубже погружались в дебри Баннгока.
Пробирались по лабиринту из контейнеров, переделанных в магазинчики и лавки, между пристроенными к домам клубами, забегаловками, притонами. Скупо подсвеченные вывески обещали все что угодно. Я не понимал надписи, но картинки были весьма красноречивы. Оружие, еда, подключение к Сети, компьютерное железо, секс, наркотики всех видов.
Над городом висело марево — смесь испарений от каналов, наполненных гнилой водой, выхлопных газов и дыма от уличных жаровен. Садящееся солнце плавилось у горизонта. Шпили небоскребов протыкали небо, и оно сочилось на землю потоками кровавого заката.
Вдоль улицы сидели полуголые истощенные люди со сморщенными желтыми лицами. Они вызывающе демонстрировали витиеватые полосы шрамов по всему телу. На руках выделялись дорожки уколов.
Рядом крутились худые девчонки, затянутые в черную кожу. Гладко выбритые черепа украшали разноцветные трехмерные татуировки. Одна из сиамок посмотрела на меня, выразительно облизнулась и медленно расстегнула комбинезон. С кожи плоской груди с выпирающими сосками на меня смотрела еще одна татуировка — змея… я не успел рассмотреть лучше. Рептилия вдруг ожила, разинула пасть, увеличиваясь в три раза, и бросилась на меня. Я невольно отступил. Девица визгливо захохотала.
К Феликсу подошел вежливый молодой человек с прилизанными черными волосами, произнес что-то любезно и вкрадчиво, отогнул полу пиджака, демонстрируя коробочки, разложенные по десятку карманчиков.
Дэймос ответил насмешливо и коротко. Продавец тут же исчез в толпе.
Компания мужчин неподалеку от нас деловито пробиралась к столикам одной из ближайших забегаловок. Их лица напоминали пластик, и только глаза поблескивали фасетчатым светом опасных насекомых. Правые руки до локтя упакованы в металл. На голых торсах полосы бронированных усилителей мышц. Молча и равнодушно они принялись громить уличную едальню, переворачивать столы, вышвыривая замешкавшихся посетителей. Разбивать стулья, опрокидывать котлы с супом. Горячая жидкость хлынула на землю, и несколько нищих принялись подбирать ошметки капусты и мяса, облизывая асфальт. При этом они пугливо косились по сторонам, готовые в любую минуту отползти подальше и затаиться.