Создатель звезд
Шрифт:
Когда все закончилось, задыхающийся, опустошенный Джеф опустился на шелковую простыню. Он вспомнил две вещи. Пока Дорис делала свое дело, он положил трубку. Перед этим Джоан сказала что-то о номинации.
Дорис легла рядом с ним. Она казалась вполне удовлетворенной, словно испытала оргазм.
Джеф откатился от нее и снова взял трубку. Дорис попыталась отнять ее у него, но он повернулся и набрал номер междугородной.
— Мне нужен Ирвин Коун. Беверли-Хиллз. Крествью 402244. Если он отсутствует, найдите его! Скажите, что звонит Джеф
Дорис не попыталась вмешаться. Она взяла сигарету. Ее тлеющий кончик был единственным источником света в темной комнате. Однако ее глаза казались более яркими, сверкающими. Она подтянула колени к грудям, как школьница.
Дорис так пристально разглядывала Джефа, что он впервые смутился своей наготы. Джеф наконец услышал спокойный, профессорский голос Коуна.
— Да, Джеф? Что-то случилось? — бодрым тоном спросил Доктор, спрашивая себя, известно ли актеру о безуспешных попытках агента связаться с ним. Это могло уничтожить элемент неожиданности.
— Доктор, я здесь, в Амарильо. Опоздал на последний самолет. Я только что говорил с Джоан. Она показалась мне возбужденной. Перед тем как бросить трубку, она сказала что-то о номинации…
Поняв, что ничто не помешало его стратегии, успокоившийся Доктор радостно произнес:
— Ты не слушал радио? Днем сообщили, что она выдвинута на соискание «Оскара». Попала в номинацию!
— За «Безмолвные холмы»?
— Да! Мы считаем, что у нее есть шанс! Серьезный шанс!
— Великолепно!
Джеф попытался изобразить радость, но явно сфальшивил. Он сам понял это. И Дорис тоже.
— Я немедленно перезвоню ей!
— Правильно! — поддержал его Доктор.
Затем Коун небрежно, как бы невзначай, спросил:
— Малыш, ты вернешься в город завтра?
— Да, завтра.
— Хорошо. Хорошо, — сказал Доктор, демонстрируя всего лишь вежливый интерес.
Перед тем как положить трубку, Коун небрежно добавил:
— Позвони мне, когда у тебя появится свободная минута.
«Позвони мне», — мысленно повторил Джеф. Доктор никогда не говорил так без причины. Прежде чем Джеф успел обдумать это, Дорис взяла трубку из его руки и положила ее на аппарат.
— Господи, мне следует хотя бы поздравить ее…
— С чем? — Она только что попала в номинацию.
— Это ты только что попал в номинацию, — поправила его Дорис.
Он повернулся к ней. Она потянула его к себе на кровать. Но он не сдвинулся с места. Его холодность требовала объяснения. Дорис замерла, сделала затяжку; кончик сигареты осветил ее лицо и обнаженные груди.
— Ты знаешь, что это будет значить — ее победа? — спросила Дорис.
— Жить с ней станет еще труднее, — сказал Джеф. — Она будет пить и трахаться еще больше. Да, именно так. Хоть все видят на экране добрую, скромную, невинную девушку, обожаемую зрителями и критиками… Господи, она может возмущаться моей неверностью… но сама ведет себя точно так!
Он не собирался обсуждать Джоан. Заниматься этим с другой женщиной было худшим
— На твоем месте я бы сейчас ушла, — просто сказала Дорис.
Он резко повернулся и рассерженно посмотрел на нее, сузив глаза. В подобные редкие моменты, когда они выражали сильную враждебность, настороженность, страх, Джеф терял свой истинный американский вид.
Дорис протянула руку к Джефу, не собираясь на сей раз возбуждать его. Она крепко сжала его кисть.
— Я давно положила на тебя глаз. Задолго до смерти Клита. Это помогало мне терпеть его. За семь лет нашего брака, занимаясь ежедневно любовью, я ни разу не кончила. Но я скрывала это от него. Щадила его самолюбие. Терпела из-за денег. Получив все эти деньги, я подумала — что я буду с ними делать? Я остановила свой выбор на тебе.
Он посмотрел на нее, пытаясь в темноте понять, не шутит ли она. Кончик сигареты осветил ее лицо, и он увидел, что она настроена серьезно. Дорис заговорила вновь.
— Мне было лет четырнадцать, когда я впервые увидела тебя на экране. Роль была маленькой, но я обратила на тебя внимание. «Закат в Сиерре».
— О, господи, только не это! Я сыграл там только в двух плохих сценах. Я боялся, что больше мне никогда не дадут роль.
— Ты мне понравился. После этого я повсюду искала тебя. Вырезала твои фотографии из журналов. Ходила на фильмы с твоим участием. Моих поклонников это бесило. Но мне не было до этого дела. Я сидела в кинотеатре, позволяла им трогать мои груди и смотрела на тебя. Мальчишки стали шутить: если хочешь завести Дорис, своди ее на фильм Джефа Джефферсона. Имея такие груди, я часто ходила в кино. Только из-за тебя.
Она не улыбалась. Она говорила абсолютно серьезно.
— Конечно, я ни на что не надеялась, пока не встретила Клита. Мне было почти восемнадцать лет, когда мы переехали сюда. Мой отец снова обанкротился. Он открыл и закрыл много столовых. Больше, чем кто-либо другой на Западе. Наконец он выбрал Амарильо — город нефти, скота, миллионеров. Мы перебрались сюда, открыли кафе под названием «Курятник». В Техасе владельцы грязных забегаловок охотно называют свои заведения «Курятниками», думая, что это придает им особый колорит. Я была официанткой.
Там я познакомилась с Клитом Мартинсоном. Перед смертью его жены. Овдовев, он стал заходить к нам минимум один раз в день, когда находился в городе — обычно по дороге в аэропорт, где стоял его самолет, или возвращаясь оттуда.
Я проявила сдержанность. Улыбалась и говорила: «Доброе утро, мистер Мартинсон». Или: «Привет». Или: «Доброе утро». Ничего больше. Я ждала, когда он разыграет дебют. Он сделал это забавным способом. Не стал приглашать меня на свидание. Сказал, что у него есть сын моих лет. Что из нас получится отличная пара. Почему бы мне не прийти к ним в гости в воскресенье? Не покататься верхом. Съесть ленч. Провести остаток дня у бассейна. Меня ждало славное воскресенье с молодежью в доме Мартинсонов.