Создатель звезд
Шрифт:
Но не только физический нестерпимо яркий свет сокрушил меня в высочайший момент моей жизни. В тот момент я догадался, в каком настроении находился бессмертный дух, создавший космос, постоянно поддерживающий его жизнедеятельность и следящий за его мучительным развитием. Именно это открытие и сокрушило меня.
Ибо обнаружил я вовсе не с доброжелательность, нежность и любовь, а совсем иной дух. Я моментально понял, что создан Создателем звезд не для того, чтобы стать его невестой или любимым чадом, а совсем с другими намерениями.
Мне показалось, что он смотрит на меня с высоты своей божественности с хоть и страстным, но надменным вниманием художника, оценивающего свое завершенное произведение. Художника, спокойно
Он исследовал меня со спокойствием мастера, отметая все мои недостатки и обогащая себя теми моими немногими прекрасными чертами, которые я обрел в ходе наполненных борьбою эпох.
Вне себя от ярости, я послал проклятье своему безжалостному творцу. Я крикнул, что его творение оказалось благороднее творца; что это творение любило и жаждало любви, даже от звезды, которая была Создателем звезд. Но творец, Создатель звезд, не ведал любви и не нуждался в ней.
Но едва я, ослепленный страданием, выкрикнул это проклятие, то оцепенел от стыда. Ибо мне внезапно стало ясно, что добродетель творца отличается от добродетели творения. Ибо если творец возлюбит свое творение, он возлюбит только какую-то одну часть самого себя, тогда как творение, восхваляя творца, восхваляет недоступное самому творению. Я понял, что добродетель творения – любовь и поклонение, а добродетель творца – способность к творению и бессмертие, то есть недостижимая и непостижимая цель всех поклоняющихся творений.
И снова, но теперь уже пристыжено и с восхищением, я обратился к своему создателю. Я сказал: «Для меня более чем достаточно знать, что я творение столь ужасного и столь очаровательного духа, возможности которого безграничны, природа которого недоступна пониманию даже всего разумного космоса. Для меня достаточно быть сотворенным и на какое-то мгновение воплотить бессмертный, беспокойный, творящий дух. Для меня более чем достаточно служить лишь грубым наброском к какому-то совершенному творению».
И тогда снизошло на меня странное спокойствие и странная радость.
Заглянув в будущее, я увидел свой упадок и свою гибель, но это не повергло меня в отчаяние, а лишь вызвало спокойный интерес. Я видел, как обитатели звездных миров все больше и больше истощают источники существования своих убогих цивилизаций. Они разложили на атомы столько внутренней материи звезд, что их миры были готовы развалиться. И на некоторых небесных телах действительно произошли катастрофы, что привело к гибели рас, обитавших в их почти полых внутренностях. Большинство цивилизаций не стало дожидаться критического момента и просто переделали свои места обитания, восстановив их в меньшем размере. Одна за другой, звезды превращались в небесные тела размером с планету. Размеры некоторых из них уменьшились до земной Луны. Их население сократилось в миллионы раз. Оно сохраняло внутри этих полых зерен только общий каркас цивилизации и вело все более скудное существование.
Взглянув в будущие эпохи из момента истины космоса, я увидел существа, которые по-прежнему напрягали все свои силы, чтобы сохранить основы своей древней культуры; по-прежнему вели активную личную жизнь, постоянно находя что-то новое; по-прежнему поддерживали телепатическое общение между мирами; по-прежнему, с помощью телепатии, делились всем, что у них было хорошего; по-прежнему поддерживали истинно космическое сообщество с его единым космическим разумом. Я увидел себя самого, все с большим трудом сохраняющего ясность сознания, одолеваемого сонливостью и дряхлостью. Не для того, чтобы обрести какое-то прежде неизведанное величественное состояние, или принести еще один ничтожный дар к трону Создателя звезд, а просто из-за жажды новых ощущений и верности духу.
Но я был не в силах остановить распад. Одна за другой,
Глядя в будущее из момента истины космоса, я увидел, как я сам, космический разум, неуклонно приближаюсь к смерти. Но и в мою последнюю эпоху, когда все мои силы угасали, когда мое разлагающееся тело лежало тяжелой ношей на плечах иссякнувшей отваги, смутное воспоминание о былой ясности мышления по-прежнему утешало меня. Ибо я понимал, что даже в свою последнюю, наиболее убогую эпоху, нахожусь под пристальным, хотя и равнодушным наблюдением Создателя звезд.
Все так же вглядываясь в будущее с высоты своей абсолютной зрелости, я увидел собственную смерть – окончательный разрыв телепатических связей, от которых зависело мое существование. После этого несколько последних уцелевших миров жили в абсолютной изоляции и в тех варварских условиях, которые мы, земляне, величаем цивилизацией. Затем завершались ресурсы основы материальной цивилизации – разложение материи на атомы и фотосинтез. Иногда происходил случайный взрыв еще оставшихся небольших запасов материи, и мир превращался в быстро разбухающую, а потом исчезавшую в полнейшей тьме сферу. Иногда цивилизация мучительно умирала от голода и холода. И, наконец, в космосе остались только тьма да невидимые облачка пыли, которые когда-то были галактиками. Прошло бессчетное количество эпох. Постепенно каждое облачко пылинок сжималось в силу гравитационного воздействия друг на друга его частей; наконец, хотя дело и не обошлось без столкновений блуждающих зернышек, материя каждого облачка сконцентрировалась в один плотный комок. Давление скопившейся материи раскалило центр каждого комка добела, а то и расплавило его. Но постепенно последние силы космоса покинули остывающие осколки, и в вечно «расширяющемся» космосе остались лишь камни да слабенькие волны излучения, распространявшиеся во всех направлениях, слишком медленные, что оказаться способными преодолеть расстояние между одинокими каменными глыбами.
Между тем, поскольку все эти каменные сферы, когда-то бывшие галактиками, не оказывали друг на друга никакого физического воздействия и на них не существовало разума, который мог бы поддерживать между ними телепатические контакты, – каждая такая сфера представляла собой отдельную вселенную. А поскольку каждая пустынная вселенная не претерпевала никаких изменений, то и время на ней тоже остановилось.
И вот, увидев этот самый «вечный покой», я вновь обратил свой усталый взор на момент истины, который был моим настоящим, а вернее, совсем недавним прошлым. И, напрягая всю силу своего зрелого разума, попытался более четко представить, что же увидел в этом самом недавнем прошлом. Ибо в тот момент, когда я увидел ослепительную звезду, что была Создателем звезд, то на какую-то долю секунды заметил в самом центре этого величественного существа открывающуюся странную перспективу: как если бы в вечных глубинах сверхкосмического прошлого и сверхкосмического будущего за одним космосом следовал другой, сосуществуя с ним в вечности.
XIV. Миф о Творении
Путник в протяженнейшей стране, затянутой туманом, пешком преодолевающий гористую местность, на ощупь пробирающийся от скалы к скале, выбравшись из клубов тумана, внезапно оказывается на самом краю пропасти. У себя под ногами он видит равнины и холмы, реки и лабиринты городов, море и острова. Над головой он видит солнце. Так и я, в момент истины космической жизни, выбрался из тумана собственной смертной природы и увидел другой космос. И увидел все это при свете, который не только озаряет все сущее, но и дает ему жизнь. Затем туман тут же сгустился снова.