Сожженная карта
Шрифт:
— Не слушайте, что говорят эти мальчишки. Собственная выдумка моментально превращается для них в правду. Да и в полиции мне сказали, что он умер от побоев…
— Нельзя быть такой доверчивой.
— Вы думаете?
— Полицейские не спрашивали вас о муже, обо мне?
— Нет, не спрашивали…
— Эта штука, в общем-то, не стоит того, чтобы о ней говорить, — разозлившись, что пистолет ввел меня в заблуждение, и теперь уже смело оставляя на его поверхности отпечатки пальцев, — но все равно я сомневаюсь, следует ли считать занятие брата таким уж безобидным.
— Конечно. Этот пистолет
— Мужу… ему-то он зачем понадобился?..
— Он где-то купил его и похвастался брату, а тот отнял и отругал еще.
— Тоже странная история. Все должно было произойти наоборот. Если представить себе, чем занимался брат, он просто права не имел ругать за игрушечный пистолет. Вы, например, знаете, что делал брат там, на берегу, когда все это случилось?
— В общем…
— Собирал плату и открывал новые заведения для тамошних рабочих… эти микроавтобусы… если бы просто питейные заведения, еще ничего, но он держал там женщин и в открытую поощрял их заниматься проституцией… вы знали об этом?
— Да, в общем…
— В каких отношениях были ваш муж и брат? Я не думаю, что они одного поля ягода, но… когда я слушаю ваш рассказ, у меня создается впечатление, что вы относитесь к брату некритически…
— Мне кажется, я понимаю… брат не мог допустить, чтобы муж шутил подобным образом, так мне представляется…
— В таком случае, какие у него основания предостерегать вашего мужа?.. я не думаю, что он имел на это право…
— Право? Когда мне говорят о праве… — Женщина погружает палец в стакан и слизывает приставшую к нему пену. — Действительно, какая дикая случайность… из-за этой игрушки брат был убит… получается, будто муж убил его…
В выражении ее лица уживаются полнейшее безразличие и вот-вот готовое вылиться наружу напряжение. Женщина изо всех сил сдерживает вопль отчаяния, и меня вдруг пронзает эта ее разрывающая душу боль. Теперь моя очередь растеряться.
— Не преувеличивайте. Это простая случайность.
— Быстрее выбросьте его. Я ненавижу, ненавижу эту игрушку…
— Я возьму его себе. А сумка?
— И ее тоже… лучше всего выкинуть все это…
— В шесть часов я должен буду уйти…
— Пива больше не хотите?
— Лучше бы я посмотрел альбом, если он у вас есть.
— Альбом?
— Ну да, семейный альбом…
— Есть, но… что за интерес, но если хотите…
Женщина, изогнувшись и слегка привстав, достает с полки, сзади себя, вложенный в футляр большой альбом. Внизу на обложке типографским способом напечатано: «Смысл воспоминаний». Присмотревшись, обнаруживаю, что это не напечатано, а выклеено из отдельных иероглифов, вырезанных из какого-то журнала.
— «Смысл воспоминаний» — это что-то вроде названия, правда?
— Видимо, свойственная этому человеку изысканность.
Действительно ли это свойственнаяему изысканность?
— Фотографии в альбоме тоже, наверно, изысканные?
— Как вам сказать.
— Какими фотографиями в последнее время он интересовался? — с безразличным видом забрасываю я удочку, открывая первую страницу альбома.
— Да вот… увлекался цветной фотографией и как будто часто ходил в фотолабораторию… он как-то хвастался мне фотографией
Радуга?.. видимо, она не знает о ню… но сейчас вряд ли стоит посвящать ее в это… На первой странице альбома пожелтевший портрет пожилой женщины… фоном служат точно нарисованные море и скалы — по всему видно, что фотография сделана еще в начале двадцатых годов…
— Мать мужа, она живет с золовкой в провинции, — комментирует женщина, заглядывая в альбом, и мои ноздри щекочет свежий запах ее волос.
Этой страницей и ограничиваются фотографии, связанные только с ним, и со второй страницы сразу же переносишься во время, когда он уже был женат. Напыщенная, традиционно невыразительная фотография молодоженов…
— Фотографий вашего мужа до женитьбы совсем нет?
— Нет, старых не сохранилось. Мы их собрали и отправили его матери.
— Какая-нибудь причина была?
— Просто мы не из тех, кто любит вспоминать давние времена, ну и…
С каждой страницей время меняется. Но большую часть фотографий неизменно занимают портреты женщины. Видимо, он давно увлекался фотографией — все они выполнены в нарочито неестественных ракурсах, в стиле так называемой художественной фотографии. Но раздражало не столько это, сколько вызывающие позы женщины. Лицо поглощенной собой, не обращающей ни на что внимания женщины, стоящей перед зеркалом. Лицо женщины, которая явно думает о другом человеке, устремив взгляд куда-то вдаль, предавшись своим мыслям, чуть улыбаясь, приоткрыв губы. Но еще больше я удивился, обнаружив снятую против света фотографию в ночной сорочке, сквозь которую просвечивало тело. Поразительная женщина. Действительно, вопрос, видимо, нужно поставить иначе: онее фотографировал или, может быть скорее она фотографировалась?
Кроме таких фотографий, были и другие, правда весьма немногочисленные, которые рассказывали о его семье. Снятая на память фотография, запечатлевшая момент, когда их, уже супругов, благословляет мать… маленький провинциальный городок… перед лавкой, одновременно табачной и мелочной, видимо, это происходило летом… длинная скамья, посредине сидит мать, справа от нее — онс женой, слева — сестра с мужем… все весело смеются, держа в руках чашки с водой, в которых плавает лед. Я внимательно изучаю выражение лиц его, сестры и матери. Нет ли каких-то общих черт у этих трех людей? Какого-нибудь дурного знака, который бы помог понять причину егоисчезновения… указания на таящееся в крови безумие, что ли… хорошо б иметь увеличительное стекло…
И тут вдруг совсем иная фотография. В каком-то саду он возится с посадками.
— Вы там жили до того, как переехали сюда?
— Да, это когда он был еще представителем фирмы «Дайнэн».
— Что же побудило его заняться этой работой?
— После того как первая фирма, в которой он начал работать, обанкротилась, ему пришлось некоторое время торговать журналами. И тут, совершенно неожиданно, товарищ брата по университету продает землю и открывает собственную торговлю, а мужу уступает свои права представителя фирмы «Дайнэн».