Сожжённая страна
Шрифт:
В чем же дело?
Почему подземные твари не уходят? И тут варвар понял: он мог лежать абсолютно недвижимым, мог расслабить каждую мышцу своего огромного тела, но не в его власти приказать сердцу остановиться, а легким не наполняться воздухом. На всякий случай он стал дышать пореже, но это не помогло: твари продолжали буравить песок около его тела… Значит? Значит, что жуткие создания так и будут сновать рядом, до тех пор, пока он не выдаст себя случайным движением… Кром, почему ты решил посмеяться надо мной? Почему не дал умереть, как подобает воину — с мечом в руке, а уготовил долю стать пищей для примитивных существ, обитающих в недрах песка?
Впрочем, жизнь,
К сложившейся ситуации этот девиз подходил, как нельзя лучше.
Конан потерял счет времени. Все тело затекло и ему уже не приходилось прилагать усилий, чтобы держать его неподвижным. Колесница митры медленно двигалась к кромке окоема и сколопендры Рах'хаагра стали двигаться медленнее.
Киммериец догадался, что твари активны только тогда, когда песок горячий, в холодное время суток они, вероятно впадают в оцепенение, подобно большинству их собратьев, обитающих на поверхности земли.
Внезапно песок рядом с его левой ступней вздыбился и просел, как будто что-то крупное всплывало со дна песчаного моря. Конан затаил дыхание — воистину здешние места богаты на сюрпризы… Какие еще чудовища скрываются в недрах пустыни?
Но так или иначе, а присутствие нового гостя явно пришлось не по вкусу сколопендрам — хищные твари немедленно обратились в бегство. Это было заметно по постепенно затихающим колебаниям и удаляющимся фонтанчикам песка. То неведомое, что ворочалось под песчаным покровом у ног варвара сослужило ему добрую службу — сыпучая субстанция на его груди просела и стала осыпаться в сторону образовавшейся ямы. Песок, немилосердно сдавливающий могучее тело варвара, вдруг ослабил свои смертоносные объятия. Вскоре киммериец ощутил, что груз на нем стал не тяжелее шкуры с мехом, которой он обычно укрывался в холодное время года.
Несмотря на затекшие мышцы, варвар собрал силы и выкарабкался из под бархана. Он быстро отряхнулся, машинально провел рукой по поясу, чтобы убедиться, что меч на месте, и, недоверчиво поглядывая на ходящую ходуном поверхность пустыни, потянулся за дорожным мешком.
Вытянув мешок, Конан взглянул на место, своего недавнего плена и застыл, пораженный необычным зрелищем.
На поверхности появились сперва беспомощно растопыренные лошадиные ноги, а затем и целый скелет лошади, кое-где покрытый остатками шкуры. Сохранившиеся почти в целости упряжь и седло незнакомой выделки, говорили о том, что несчастное животное не принадлежало никому из спутников Конана.
Следом за конским остовом сами собой поднялись череп дромадера и несколько его костей, глиняный кувшин, в которых перевозят ароматические масла и ножны от короткого меча. Вслед за этим взору киммерийца предстало нечто вроде громадной перевернутой миски. Но миска не делается из костяных щитков, подогнанных друг к другу подобно шемскому чешуйчатому доспеху. Кроме того, у миски не бывает лап, более похожих на рыбьи плавники и плоской треугольной головы с мордой лишенной глаз.
Ощутив предзакатную прохладу, существо издало писклявый звук, поразительно нелепый для столь устрашающей внешности. Сделав несколько плавных движений, оно погрузилось в песок так же легко, как крупная рыба, показавшись нал водой, ныряет в родную стихию.
Некоторое
Коня хауранской породы, за которого киммериец несколько дней назад выложил последние монеты на постоялом дворе, тоже будто унесли демоны. Единственное чем располагал Конан — это меч, а также чудом сохранившийся дорожный мешок.
Первое, что сделал Конан — это вынул из мешка баклажку с водой и жадно припал к ее горлышку. Пролежать несколько колоколов на жаре — испытание не из легких. Но всю воду пить не стал — неизвестно, когда еще доведется пополнить запасы…
Но несмотря ни на что, повода предаваться унынию не было. Хвала богам, он остался жив, руки-ноги целы, меч есть — что еще нужно воину для нормальной жизни? В конце концов ему было не привыкать.
Не раз за зимы своих странствий Конану приходилось чувствовать ледяное дыхание смерти, которая бывала к нему ближе, чем собственная тень. Киммериец был один из немногих, кто выжил, изо дня в день вращая громадное тяжелое колесо, прозванное рабами «Колесом Страдания», одним из очень немногих, кто уцелел на гладиаторской арене, где каждый день обрывались жизни куда более сильных и искусных бойцов. Наконец, жизнь вора, а затем наемника также полна опасностей.
Один раз северянин едва не погиб, когда вход в пещеру, куда он проник в поисках одной бесценной штуковины, неожиданно оказался завален камнями, другой раз — ему пришлось провести целый день, стоя на узком карнизе над входом в нору гигантского змея…
Небрежно закинув мешок на плечо, киммериец двинулся туда, где должны были располагаться Кезанкийские горы. Впрочем, он не имел ни малейшего представления, в какой части туранской пустыни он находится, но сейчас самое главное было побыстрее убраться куда-нибудь подальше от мест, в которых водятся сколопендры Рах'хаагра.
В конце концов, какая разница куда двигаться? Все равно куда-нибудь да придешь. Если повезет — можно выйти на стойбище какого-нибудь кочевого племени или оказаться на пути каравана, идущего в торговый город.
Однако, пока не встретилось ничего, что бы хоть немного напоминало утоптанный караванный путь. Местами песок становился зыбким, словно трясина и Конан не утонул в нем лишь благодаря своей необычайной ловкости и звериному чутью.
Киммериец шел, обходя целые горы песка, которые напоминали то спящих исполинских животных, то древние развалины. Пару раз он забирался на них, чтобы окинуть взглядом окрестности, но пока все, что ему удалось увидеть, не внушало радости.
Один раз он наткнулся на всадника, должно быть, покинувшего мир живых многие зимы назад. От человека и коня остались лишь кости, обтянутые тонкой выдубленной солнцем кожей. Другой раз возле каменного валуна, похожего на игрушку исполина, что-то блеснуло. Подойдя поближе, северянин заметил еще один скелет — женский, судя по размерам и кое-где сохранившимся остаткам шелкового одеяния. Шею и руки путешественницы украшало множество золотых обручей — гладких и покрытых узором из точек и черточек, но сама мысль забрать эти драгоценности, отчего-то показалась киммерийцу просто омерзительной.