Сожженные дотла. Смерть приходит с небес

Ледиг Герт

XII

Бедро Зощенко жгла боль. Лисья нора была как могила. Он смутно видел свет жировой лампы и темные тени на стенах. Кругом тени. Лихорадочный жар на коже. Когда он просил воды, никто ему не отвечал. Один из вражеских солдат протянул ему маленькую кружку — жалкая капля, моментально испарившаяся в огне. Горло горело. Он прислушался к своему дыханию — оно было хриплое. Все раненые хрипят. Воздуха! Воздуха! Должна же эта могила когда-нибудь открыться. Он перевернулся на бок, но это не помогло.

— Товарищ? — спросил он у темноты.

Никто не ответил. Вражеские солдаты его не понимали. Свет стал слабее. Тени на стенах

начали хватать его. На лбу выступил пот. Он схватился за грязь, на которой лежал. Испачкался в кровавых нечистотах. Но нечистоты были холодными. Холод успокаивал боль. Его рука погрузилась глубже. Он впивался ногтями в сырую землю, провел сырыми пальцами по губам. Он потер рукой рану. Бедро ничего не чувствовало. Рядом с ним — тень, которая не потела. В грязи он нашел вялую руку. Притянул ее к своему лбу. Рука не шевелилась. Она была холодной. Вдруг с отвращением он отбросил ее. Жар охватывал его все сильнее. В могиле было жарко. Ему же хотелось холода. Здесь был сумрак, а ему хотелось света. Он хрипел. Тени в склепе хрипели вместе с ним. Лихорадка нарастала, словно жаркий поток, захватывающий его. Свеча мерцала. На своих губах и в горле он почувствовал жидкость. Ему почудилось, что он слышит, как она зашипела на его раскаленном нёбе. Рука провела ему по лбу.

— Высота наша? — спросил он.

Чужой солдат его не понял…

— Высота очень важна, — говорил Зощенко, — это сказал генерал. А генерал знает все. Людей слишком много, а высот — слишком мало.

— Я дарю тебе высоту, — ответила тень.

— Спасибо.

Он взял высоту обеими руками и понес ее генералу.

— Герой, герой! — закричал генерал.

Он стоял в стальном ящике. Из этого ящика глухо доносился его голос. Но слышался он повсюду. Вокруг ящика солдаты образовали вал. Зощенко осторожно протиснулся сквозь них. Он должен был оберегать высоту, находившуюся в его руках. Из многочисленных ран солдат текла кровь.

— Положи высоту и стань спиной перед проходом, чтобы твое тело прикрыло меня от пуль, когда я буду забирать высоту, — приказал генерал.

Он послушался. Генерал быстро открыл люк, схватил высоту и снова проскользнул в ящик.

— Ты — герой, а там мне нужны герои, — сказал генерал.

Он послушался. Враг атаковал.

— Будьте верными и умрите, — донесся голос из ящика.

Солдаты были верными и умирали. Вал стал отходить назад.

— Я приду к вам на помощь, — сказал генерал.

Но ящик не открывался.

— Можно мы будем жить? — спрашивали солдаты.

— Нет, — ответил генерал, — вы не можете нарушить присяги.

Враг начал с солдатами рукопашный бой.

— Никому не сдаваться! — послышался злобный голос из ящика.

Он получил удар. Увидел, как из раны хлынула кровь.

— Пустите меня в ящик, — попросил он генерала.

— Назад! — крикнул генерал.

Он

испугался его. И дрался дальше, но силы его иссякли. Враг прорвался сквозь вал, образованный людскими телами. Солдаты погибли. Враги пробивались все ближе к ящику. Зощенко плавал в крови. Кровь смешивалась с потоком слез. Целая армия детей плакала по солдатам. Генерал в ящике прислушался:

— Все погибли?

— Я еще жив, — признался он.

— Борись, пока не умрешь! — приказал генерал.

Зощенко заполз под мертвых солдат и ничего не ответил, когда генерал спросил опять. Враги начали стучать по ящику.

— Я сдаюсь! — приветливо крикнул генерал.

Зощенко видел, как он вышел. Генерал был потный, потому что в ящике было жарко. Генерал оставил высоту лежать. Он про нее забыл…

От недостатка воздуха Зощенко открыл глаза. В склепе теперь горели две жировые лампы. Одна из теней потащила его к свету. Они начали его раздевать. Его лицо лежало в темноте. Он завыл от боли. Они разрезали рубаху. Она одеревенела от грязи. Поросшую волосами грудь освещала свеча. В плече торчал острый металлический осколок Они удалили его одним рывком. Тень заорала. Волна крови ударила через открытую рану. После этого стало необычно тихо. Зощенко слышал, как трещит пламя свечи…

Он запер дверь изнутри. Казарма спала. Лишь дневальный ходил по проходу. Лучик света дрожал на иконе. Паук полз по стене. В окнах отражались сотни огней собора. В здании церкви они снимали новый фильм. Теперь паук сидел на иконе. Это выглядело так, как будто он восхищался чудом из стекла и золота. Красные, зеленые, фиолетовые жемчужины. Таинственный крест, походивший на рисунок на паучьей спине. Он поджал тонкие ножки. Неподвижно застыл.

Зощенко опустился на колени, как его учили еще ребенком.

— Господи, дай мне знак, — молил он, — малейший знак, что ты действительно есть. Вокруг тебя тайна и бесконечность. Сделай что-нибудь. Прости мои сомнения.

Он сложил руки, посмотрел на них сверху вниз. Они показались ему непривычными и чужими. Никакого знака не было. Икона не двигалась. Свечи продолжали гореть. Дневальный продолжал ходить шаг за шагом по проходу. Он посмотрел на задвижку. Она была прочно закрыта. Ему нечего было бояться. Когда застучали, его сердце заколотилось. Он не осмеливался шелохнуться. Стоял на коленях, как парализованный.

— Почему не отвечаешь? — послышался снаружи голос комиссара, а не дневального. — Я же видел свет! Что ты там делаешь со свечами? Разве электричества нет?

Комиссар начал дергать дверную ручку.

— Сделай так, чтобы случилось чудо, — взмолился он.

Его взгляд блуждал по комнате. Он искал, куда спрятать икону. Места не находилось. У шкафа не было дверцы. Нары стояли слишком высоко над полом. Четыре голые стены. Никакого укрытия для Бога. В воздухе прогорклый запах свечного жира. Электрическая лампа в ржавой решетке беспощадно свешивается с потолка. Комиссар застучал энергичнее. Ему пришлось открыть. Когда он вставал, его суставы хрустнули. Он отодвинул задвижку. Дверь с силой распахнулась.