Сожженные мосты
Шрифт:
Переводчику пришлось тяжко. Но справился.
– И что же именно вы хотите? – кайзер все еще пребывал в недоумении.
– Да завод купить в Германии. Целиком, телескопы энти делать.
Никакие звезды меня особо не интересовали. А волновало, как русские офицеры будут разглядывать немецкие позиции в бинокли и стереотрубы, которые в Российской империи банально не производятся. Все есть. Заводы винтовок в Туле и Сестрорецке, пушки свои делаем, Соколов на орудийном заводе Платонова клепает пулеметы Максима по лицензии. Все это масштабируется, лишь
Император шевельнул знаменитыми усами, пришлось внутренне собраться, уж больно смешно это выглядело. Вот же мода – неужели он не понимает, что выглядит дурацки? Хотя о чем это я… Стоит посмотреть в зеркало, чтобы увидеть собственную растрепанную бородищу и полубезумные глаза. А зеркал тут много.
– Ну что же, рад, что у моего кузена такой молитвенник, не чуждый веяниям науки, – прищурился на меня кайзер, позвонил в колокольчик. Зашли адъютанты.
Меня даром что не подхватили под руки и довольно быстро выставили из дворца. Ни фига себе, сходил на аудиенцию, хорошо хоть пинка под зад не дали.
Весь день до вечера я размышлял: «И как это понимать?», пытаясь разобраться, а не слишком ли я зарвался. А то вдруг я наломал дров в международной политике и теперь кирдык – одно дело Аликс с Ники мозги пудрить, и совсем другое Вилли нашему Гогенцоллерну.
Так я и самокопался часа два-три, пока снизу не доложили, что меня ожидают. Хотел было послать всех подальше, потому как никого не ждал, но выбор был невелик – либо так и перебирать события, либо отвлечься. Так что позвал Елену переводить и вниз.
Рослый малый лет сорока, с веселыми глазами, тяжелым подбородком и гладким пробором ровно посередине головы поднялся мне навстречу с дивана в вестибюле и доброжелательно представился, глядя на меня сверху:
– Макс цу Фюрстенберг, – поочередно поклонился он мне и Лене.
Не помню, кто говорил, что истинный аристократ со всеми общается на равных – вот как раз такой случай.
– Кайзер поручил мне составить вам компанию на время пребывания в Берлине, развлечь. Он также передал, что срочное завершение аудиенции было вызвано неотложными государственными делами.
Ну хоть так. Лена, запинаясь, переводила, означенный Макс стрелял на нее глазами, пытаясь понять, кто она такая и какие нас отношения связывают. Уговорились прокатиться по городу, а потом поужинать. Под конец Макс малость замялся и спросил, не будут ли дорогие гости возражать, если его тоже будет сопровождать дама.
Видать, не жена, но нам-то что за дело? Согласились, этот «цу» сразу повеселел и доверительно шепнул Лене, что его подруга тоже знает русский. Набрал номер от портье, замершего в почтительном ужасе, бросил в трубку пару слов и пригласил нас в коляску.
Где-то в центре экипаж остановился, и к нашей компании присоединился четвертый персонаж. Молодая дама с веером и прогулочным зонтиком.
Пассия Фюрстенберга оказалась фигуристой блондинкой в муаровом платье, скрывавшей лицо под вуалеткой. Я пригляделся,
Макс представил нас. Анна Леопольдовна Чернышева.
– Русская?? – удивился я.
– Да, мой прадедушка, генерал-майор князь Александр Иванович Чернышев в 1813 году брал Берлин.
Вот это номер!
– У него был роман в столице, с немкой, моей прабабушкой… – Анна замялась. – Родился отец. Семья дедушки не приняла бастарда, он жил и воспитывался в немецкой семье. В России никогда не был.
Чернышева подняла вуалетку, на нас глянули зелёные глубокие глаза. Будто в омут нырнул. На лице отражается сила характера. Хороша! Породистый нос, тонкие губы… Лена, завидев мою реакцию, наступила мне на ногу.
– Дай Бог, побываешь на Родине дедушки, – произнес я. – Буду молиться о том.
Катались по Унтер-дер-Линден, где же еще? Макс, как культурный человек, предложил отправиться на Музейный остров, посмотреть коллекции античного искусства. Но где Распутин, а где Древняя Греция? Пришлось в рамках выбранной роли воротить нос и ехать в Тиргартен.
Аллеи, статуи, публика фланирует… красота. Дамы отправились пудрить носики, а Макс показывал мне аллею, уставленную памятниками. Ткнет в рыцаря с мечом: «Отто дер Цвайтер фон Бранденбург!», я ему: «Кайзер?», он мне: «Найн, маркграф дер Бранденбург», ткнет в чувака с посохом и в треуголке: «Фридрих Вильхельм дер Дритте!» – «Маркграф?» – «Найн, кениг фон Пройсен унд курфюрст фон Бранденбург!» и еще что-то по-немецки. Обстоятельно поговорили – там этих кенигов-маркграфов штук пятьдесят понатыкано. А тут и дамы подоспели, причем Макс с Анной перемигнулся, и они ловко так поменялись парами – Чернышева меня подхватила, а Макс – Елену. И обратно по аллее, в нескольких шагах друг от друга.
Анечка тут же начала расспрашивать меня о царице, что да как. А на меня нашло, и я прям в лоб спросил:
– А Макс тебе кто?
Чернышева запнулась, покраснела малость и после паузы выдала:
– Друг.
– Сердешный?
Тут уж она надолго замолчала. А потом, видимо, решила, что терять нечего, все равно на виду всего Берлина с сибирским мужиком фланирует, и пустилась в объяснения:
– Да. Он хороший. Очень старая семья, настоящий фюрст, князь то есть.
– Богатый, небось? Поместий много?
Терять уже нечего, Чернышева фактически признала, что любовница, так что стала нахваливать Макса, и по всему выходило, что цу Фюрстенберг непрост, ой как непрост. Одно имя чего стоит – Максимилиан Эгон Кристиан Карл Алоиз Эмиль и еще что-то, и такой же лес титулов, фон, дер и цу. И что землевладелец первейший – имения в Австрии, Венгрии, Вюртемберге, Бадене и Пруссии, причем в трех последних владения такие, что он там в ихней палате херров заседал, а в Прусском парламенте даже был вторым лицом. И что бывший кавалергард. И что… тут Аня чуть было не замолчала, но сгорел сарай – гори и хата! Прямо сказала, что Макс – друг Вильгельма.