Сознание и вещи. Очерк феноменалистической онтологии.
Шрифт:
Тем не менее Гуссерль не смог развернуть такой анализ, т. е. не смог в достаточной степени прояснить структуру и соотношение наших естественных убеждений о сущем, совокупность которых формирует естественную установку. Главной причиной этого, как представляется, было то, что он исходил из очень ограниченного представления о методике феноменологического анализа. Гуссерль считал, что единственным приемом такого анализа является дескрипция. Мы можем обращать рефлексивный взор на структуры нашего сознания и описывать их. Ничего другого, по сути, не дано[7].
Нетрудно, однако, заметить, что дескрипция не позволяет прояснять неясности, которыми полны наши естественные убеждения о вещах. По самой своей сути дескрипция может лишь констатировать эти неясности. Сам Гуссерль думал иначе, но его конкретные анализы, действительно выполненные в дескриптивном ключе, подтверждают сказанное. Некоторые его последователи, к примеру Хайдеггер или Сартр, правда, показали, что неясности могут быть богатым источником новых концептов и теорий. Но, если мы хотим не терминологизировать или диалектически обыгрывать неясности, а реально устранять их, мы
Представим, что мы впервые приступаем к исследованию наших естественных убеждений о сущем, что мы еще не оснащены никакими методологическими принципами и просто хотим разобраться в сути дела. Мы словно оглядываемся по сторонам в поисках таких убеждений. Ясно, что мы должны искать их в наших представлениях о вещах. Поэтому не будем далеко ходить и задумаемся о вещах вокруг нас. Допустим, перед вами находится что-то, скажем, комок глины или красивая чаша с причудливыми узорами. У вас есть масса идей об этой чаше, вы примерно представляете, что с ней можно делать. Какие-то ее черты, возможно, известны только вам, но что-то из известного вам, как вы считаете, известно о ней и другим людям. Я имею в виду, в частности, представление о том, что эта чаша есть некая реальная вещь, т. е. нечто существующее само по себе, независимо от того, воспринимаете ли вы это нечто, воображаете ли его и т. и. Вы уверены, что другие люди точно так же думают или подумали бы о ней. И если так, то перед нами пример универсальной установки нашего сознания. Все люди сочли бы, что эта чаша существует сама по себе, независимо от того, воспринимается она кем-то или нет. Эта установка универсальна в плане того, что она свойственна всем людям. Нельзя, правда, исключить, что содержание некоторых установок такого рода партикулярно. Они не будут интересовать нас, так как их трудно вписать в онтологические контексты. Мы хотим заниматься такими универсальными установками, которые имеют онтологический смысл, т. е. которые либо нацелены на все вещи, либо конституируют большие регионы сущего, такие как физическое или ментальное. Я буду называть их «онтологическими установками». Нетрудно заметить, что обсуждаемое нами естественное убеждение именно таково. Хотя мы говорим о конкретной вещи, ясно, что она рассматривается нами не как таковая, а в том ее аспекте, который может трактоваться как нечто конститутивное для физической реальности.
Но есть ли наше убеждение в независимом от восприятия существовании этой вещи знание или просто вера? Пока это неизвестно. Однако мы сможем установить это, когда проясним данную установку. Сделать это можно примерно так. Будем понимать под знанием такую уверенность в чем-то, которая не оставляет места для сомнений (напомню, что все это говорится пока только в иллюстративных целях). Сомнение — это такая когнитивная операция, выполняя которую мы допускаем возможность того, что то положение дел, о котором мы говорим, может и не иметь места. Соответственно, если речь идет о знании, то я не могу четко представить, что то положение дел, о котором у меня есть знание, может не иметь места. И наоборот, если я могу представить, что некое положение дел может не иметь места, то убеждение относительно этого положения дел не является знанием в точном смысле слова. Обратившись теперь к убеждению в независимом существовании нашей чаши или любой другой физической вещи, мы легко обнаружим, что можем отчетливо представить, что такие вещи исчезают после прекращения их восприятия (мы можем отчетливо представлять исчезновение вещей, прекращение восприятия, и мы не видим никакой несовместимости между этими представлениями). Значит, убеждение в их сохранности — только вера.
Вот мы и прояснили эту установку нашего сознания. Конечно, ее прояснение на этом не заканчивается, это был лишь первый шаг. Но и его достаточно для того, чтобы продемонстрировать особенности продуктивной работы с онтологическими установками. А именно, обратим внимание, что наша процедура прояснения не имела чисто дескриптивного характера. Дескрипция есть прямая фиксация тех или иных данностей сознания. Поэтому дескриптивный подход к работе с обыденными онтологическими установками, как уже отмечалось, предполагает описание их наличного состояния, но не прояснение последних. Если оставаться на дескриптивном уровне, то мы должны были бы сказать, что рассматриваемое нами убеждение не специфицировано относительно того, только ли это вера или же знание. Конечно, дескрипции могут сказать нам и о том, что мы можем представлять исчезновение вещей и прекращение их восприятия. Но этого недостаточно, чтобы заключить, что мы имеем дело только с верой. И недостаточно этого именно потому, что для того, чтобы заключить к чему-то, надо действительно заключать к этому. А умозаключение — это уже не дескрипция, это движение мысли, связывающее результаты различных дескрипций. Именно умозаключения, точные доказательства помогают нам прояснять обыденные онтологические установки. Материал для них поставляют дескрипции, но, еще раз повторю, умозаключения, демонстрации, позволяющие добиваться искомого прояснения, есть, как мы видели, нечто большее, чем набор дескрипций.
Несложно проиллюстрировать сказанное на примерах из какой-то другой области. Допустим, мы самостоятельно исследуем свойства прямоугольного треугольника. Мы четко представляем, что такое прямоугольный треугольник, мы также имеем перед глазами вспомогательные чертежи, на основании которых можно сделать вывод, что квадрат гипотенузы таких треугольников равен сумме квадратов их катетов. Но пока мы не сделали этого вывода, пока мы просто смотрим на чертежи и описываем их, мы не понимаем искомого соотношения или, что то же самое, не проясняем его[8]. Можно взять и еще более элементарный пример. Мы можем знать какие-то числа и можем знать, что такое сложение, но, пока мы не подсчитали результат (а это аналог умозаключения в данном случае),
Итак, чтобы добиваться реального прояснения наших онтологических установок, мы не должны ограничиваться дескрипциями, а должны прибегать также к умозаключениям и доказательствам. В этом, собственно, нет ничего удивительного, так как с эпистемической точки зрения доказательства — это рассуждения, приводящие к ясному усмотрению истинности тезисов, истинность которых изначально была неочевидна. Поскольку наши рассуждения развертываются в феноменологической плоскости, можно назвать их «феноменологическими дедукциями». Применение феноменологических дедукций в феноменалистической онтологии позволяет рассматривать ее в русле «аргументативной феноменологии», отличной от дескриптивной феноменологии Гуссерля. Элементы аргументативной феноменологии можно, впрочем, обнаружить и у Гуссерля, а еще раньше и в более определенном виде — в некоторых работах Юма[9], хотя и у него они не получили большого развития, равно как и детализированного терминологического оформления.
В общем, есть основания говорить о принципиальной возможности аргументативной феноменологии и перспективности феноменологических дедукций как инструментов, позволяющих устранять неясности в представлениях о наших онтологических установках. Непонимание ключевой роли умозаключений и дедукций в прояснении установок нашего сознания может очень осложнить перспективы феноменалистической онтологии. Без умозаключений мы не сможем добраться до истоков наших онтологических установок и понять отношение одних установок к другим. А это, в свою очередь, заблокирует нам выход к онтологическим конструкциям, естественным образом вырастающим из взаимодействия правильно истолкованных онтологических установок. Что же касается той онтологической установки, которую мы взяли в качестве примера, и ее отношения к другим онтологическим установкам, то мы еще вернемся к ее рассмотрению в основной части данной книги. Ведь эта книга посвящена решению именно такого рода задач, реализации намеченного выше проекта феноменалистической онтологии.
3
Нет смысла предвосхищать конкретные результаты, которые будут получены по итогам наших изысканий. Но стоит еще раз очертить то методологическое и предметное поле, в котором они будут проводиться. Мы будем отталкиваться от обыденных онтологических установок нашего сознания и анализировать их соотношение. Сама по себе идея о том, что наши убеждения определенным образом соотносятся друг с другом и могут, к примеру, предполагать друг друга, много обсуждалась в новейшей аналитической философии. Джон Сёрл в этой связи говорил даже о «сети» убеждений[10]. Однако подобные анализы, как правило, не затрагивали базовые естественные убеждения, онтологические установки. К немногочисленным исключениям можно отнести исследования П. Стросона и его сторонников[11]. Им, впрочем, мешала ориентация на дескриптивные методы, увлеченность техническими тонкостями философии языка и ангажированность кантовскими схемами. И их подходы не оказали заметного влияния на аналитическую онтологию. Неудивительно, таким образом, что, размышляя о соотношении различных убеждений, аналитические философы обычно обсуждали и обсуждают разного рода производные поверхностные убеждения. Скажем, я смотрю на часы, показывающие час дня, и у меня возникает убеждение, что сейчас час дня. Далее я замечаю, что это убеждение предполагает мое убеждение в том, что эти часы идут правильно, и т. п. Мы, однако, будем говорить именно о базовых убеждениях. Выявление их отношений позволит прояснить рисуемую ими картину реальности. Поскольку нас будет интересовать ее представимость сообразно указаниям наших онтологических установок, то ее образ будет неполным без рассмотрения онтологического статуса самих онтологических установок. Каждая из них являет собой ментальное состояние, и поэтому данный онтологический проект не может ограничиваться анализом бытийных характеристик вещей вообще. Он должен включать в себя также рассмотрение сущностных черт ментального и физического, на фоне которого только и можно говорить об онтологическом статусе ментального. Одним словом, в этой книге пойдет речь не только о характеристиках вещей вообще, но и об онтологических параметрах ментального и физического аспектов реальности.
Впрочем, поскольку для реализации идеи феноменалистической онтологии требуется прежде всего прояснение понятий вещи вообще и ментального, анализ физического будет проводиться исключительно в том режиме, который позволит очертить самые общие контуры последнего, достаточные для того, чтобы послужить фоном для рассмотрения ментального.
Что же касается вещей вообще, то мы будем обсуждать не те их качества, которые присущи всему, что только может быть мыслимо. Уже отмечалось, что такие анализы можно назвать онтологией возможных миров, к числу которых относится и наш мир. Некоторые качества такого рода — самотождественность, единство, сущностную сопряженность партикулярного и универсального и т. п. — и правда нельзя поставить под сомнение. Нас, однако, интересует реальная онтология, где речь идет о попытке набросать принципиальную схему устройства нашего актуального мира. Соответственно, мы будем говорить о вещах вообще не в плане того, что не может быть не помыслено в бытии, а в плане того, что не может быть оторвано от наших естественных убеждений об актуальном сущем (за вычетом тех характеристик вещей, которые были упомянуты выше). Вещи вообще будут рассматриваться как концептуальные предметные корреляты наших подлинно универсальных онтологических установок. Возможно, что такие установки будут не слишком многочисленными. Не исключено даже, что их можно будет свести к одной установке. И это будет означать, что содержание понятия актуальной вещи вообще окажется не очень богатым. Но, поскольку наш онтологический проект не ограничивается анализом актуальных вещей вообще, а распространяется также на онтологические характеристики ментального и физического, это обстоятельство не должно вызывать беспокойства.