Сознание лейтенанта в лотосе
Шрифт:
Камински же явно еще пребывала в отключке. Я коснулся ее руки и получил по СБС данные по ее пошатнувшемуся здоровью.
Вот зараза: какая-то дисфункция дыхательного центра и аритмия сердца, кислорода в тканях на двадцать пять процентов ниже нормы!
Лицо диверсантки сейчас было невинным и даже жалким. Мой образованный микрокомпи предложил сделать ей интубацию, да еще вколоть латровита с адреналином прямо в сердце.
Какая тут на фиг интубация? Мне бы еще в сердце ей попасть. Я вознес руку со шприцом, пробил иглой посиневшее тело напарницы, и надавил
Вовремя надавил. Снаружи раздался какой-то грохот, потом еще. Ну как не узнать родные звуки. Это точно автоматные очереди -ишь как тарахтят, 1000 выстрелов в минуту не меньше.
Притом секли они все ближе и ближе. Я попробовал открыть дверь контейнера, но ее, видимо, заклинило смежным контейнером.
Придется пробиваться с помощью направленного взрыва. Но только где?
Ультразвуковой миниробот-зонд в таком нагромождении металла никак не мог подыграть. Я обстучал стальные стенки и мне показалось, что сверху имеется свободное пространство.
Прикрепил к подволоке контейнера два батончика со взрывчаткой, воткнул иглы взрывателей и двадцать секунд подождал.
Потом было много дыма, пара, вони, брызг фреона и окалины. Однако крепкий оказался контейнер. Металл крыши был пробит и отогнут, но до нормальной дыры оставалось еще далеко. Я приподнялся насколько мог и стал, обжигаясь и кряхтя, отжимать кусок рваного горячего железа.
Затем высунул голову из контейнера и мои сенсоры, инфракрасный и электрочувствительный, дали мне мимики-контуры окружающего пространства.
Мы были в закрытом трюме, но по его люку топали тяжелые башмаки. Я по этому звуку догадался, что не наши башмаки. Да и голоса долетали не наши, больно визгливые. Шухер, над головой кунфушники!
Я вернулся в контейнер и начал тормошить Камински. Эта чертова машина для убийства, еще считающая себя женщиной, никак не хотела очухаться. Потом она застонала, даже прошептала, что холодно, но глаза так и не открыла.
Я прижал ее к себе, обнял, дул на ее потрескавшиеся губы, будто она была не матерой разведчицей, а маленькой девочкой. Лицо ее действительно переменилось -- ничего зловещего и хищного. Все это было лишь мимиком-маской запрограммированной на убийства женщины. А вот миловидность проступила "наружу". Никакая она не Камински, а Катерина Матвеевна, сбившаяся с пути истинного. Если точнее, поставленная на путь неистинный.
Потом я услышал скрежет -- это поднимался трюмный люк, Бросил Камински и стал вылезать из контейнера. В трюм уже попадал дневной свет, ледяная крупа, грубые гнусные голоса. Увидел я вскоре и стволы.
Наверное, и меня заметили, поэтому крикнули на английском с квакающими китайскими интонациями: "Выходи."
Ну, сейчас я им выйду! И заодно попробую отвлечь их внимание от Камински и Раджнеша.
– - Выхожу, выхожу, не стреляйте, соколики,-- сказал я, прикрепляя пистолет-пулемет "Ель" клейкой лентой к щиколотке. Прилепив, стал подниматься по опустившемуся вниз трапу.
Едва моя голова поднялась выше комингса люка, я осознал всю мрачность ситуевины. Мы плыли на судне под нейтральным либерийским
– - Руки за голову,-- крикнул ближайший ко мне морской пехотинец и уже потянулся, чтобы ухватить меня за шиворот.
Ухватил, но в этот момент я одной рукой дернул его на себя, а второй вырвал чеку осветительной гранаты, висевшей у меня на шее.
Случилась вспышка, но я вовремя зажмурил глаза и видел мимики-силуэты окружавших меня людей -- микрокомпи не ослеп и продолжал сканировать электрополя своим сенсором. Морпех, которого я схватил, несколько раз дернулся -- похоже в него попала очередь из пуль с повышенным останавливающим действием -предназначавшаяся, конечно же, мне.
Потом я ласточкой вылетел из люка, скатился с комингса и открыл стрельбу из своего пистолет-пулемета. Троих ближайших морпехов уложил сразу. Меня, конечно, едва не изрешетили, но я уже перебрался за брашпиль лебедки.
Пули и иглы кунфушников в общем-то дзинькали рядышком и я понимал, что еще минута и мне конец -- тем более, что я видел, как на меня наводят ствол гранатомета. Но против такой кончины я не особо возражал.
Впрочем, благородная кончина была отложена.
Раздались выстрелы с неожиданной стороны. Помимо меня они были неожиданными и для кунфушников. Гранатометчик, а с ним еще трое морских пехотинцев покатились по палубе, брызгая кровью. Из люка выскочила очухавшаяся и злая Камински с короткоствольным автоматом -- на лице ее уже восстановилась валькиричья красота.
Вражеские морпехи еще стреляли по нам со стороны рубки, но без особого успеха.
Рядом с нашим ржавым "корытом" болтался на волнах катер кунфушников. Но с него перебраться на либерийский борт было не так-то просто. По крайней мере, тех двоих морских пехотинцев, что попробовали вскарабкаться по веревочным трапам, мы с Камински сняли сразу. Потом катер отвалился от нашего борта и стал отходить подальше. Я так понял, чтобы удобнее было вжарить по нам ракетой "корабль-корабль".
Но сцена внезапно усложнилась. От неба, похожего на грязное одеяло, отделились две пилюли -- да это же вертолеты -- и спустя десять секунд они произвели ракетные залпы. По катеру и по надстройке. Ракеты, скатившись сверху яркими шариками, сыграли точно.
Судовую надстройку объемным боезарядом превратило в скомканную туалетную бумагу. А кунфушный катер, благодаря умелому воздействию кассетной боеголовки, обернулся снопом бенгальских огней, которые осели черной трухой на морскую гладь.
Никаких других останков я на поверхности воды не различил.
– - Точную наводку я сделала?-- похвастала Камински и поиграла лазерным "фонариком"-целеосветителем.
Немного погодя один из двух вертолетов, огромная машина с защищенным винтом роторного типа, завис над палубой, гоня ледяную крошку на лица совсем очумевших матросов-негров. Из открывшегося люка упало несколько трапов и сетка-люлька. Заодно на резиновых тросах спустилось пяток солдат и офицер.