Созвездие Козлотура
Шрифт:
— Сколько раз я этому болвану говорил, чтоб почистил загон, — сказал председатель про кого-то по-абхазски, когда мы спускались по лестнице.
— Валико! — крикнул председатель, обернувшись к дверям магазина. — Выйди на минуту, если тебя еще там не женили.
Из магазина раздался смех девушки и дерзкий голос парня:
— А что там случилось?
— Не случилось, а случится, если я запру этот магазин и позову сюда твою тещу.
Снова раздался женский смех, и на пороге появился парень среднего роста с огромными девственно-голубыми глазами на
— Поезжай к тете Нуце и привези огурцы для козлотура, — сказал председатель, — товарищ приехал из города, можем осрамиться.
— Не поеду, — сказал парень, — люди смеются.
— Плюнь на людей, — сказал председатель строго, — подъезжай прямо туда, мы будем там.
Я теперь понял, что это его шофер. Валико сел на «газик» и, сердито развернувшись, выехал на улицу.
Было жарко. В тени грецкого ореха все еще сидели два старика, и тот, что был с посохом, что-то рассказывал другому, время от времени постукивая своим посохом по земле, так что он уже продолбил порядочную лунку. Было похоже, что он собирается поставить здесь небольшую изгородь, чтоб отгородить свое место в тени орешника от летнего солнца и колхозной суеты.
Председатель поздоровался с ними, когда мы с ними поравнялись, и старики в знак приветствия сделали вид, что приподымаются.
— Сынок, — спросил тот, что был с посохом, — этот, что с тобой, новый доктор?
— Это козлотурский доктор, — сказал председатель.
— А я посмотрел и думаю: армянин, — вставил тот, что был с палкой.
— Чудеса, — сказал тот, что был с посохом, — я этих козлотуров в горах сотнями убивал, а теперь за одним доктора прислали.
— Большой чудак этот старик, — сказал председатель, когда мы вышли на улицу.
— Почему? — спросил я.
— Приезжал как-то секретарь райкома, остановился тут, а старик вот так сидел в тени, как сейчас. Пошел разговор, как раньше жили, как теперь. Старик ему говорит: «Раньше землю пахали деревянной сохой, а теперь железным плугом». — «Что это означает?» — спросил секретарь. — «От сохи земля падает в обе стороны одинаково, а железный плуг выворачивает в одну, — значит, и урожай себе». — «Правильно», — сказал секретарь райкома и уехал.
Мне захотелось в двух словах записать эту присказку, чтобы потом не забыть. Я вынул блокнот, но председатель не дал мне записать ее.
— Это не надо, — сказал он решительно.
— Почему? — удивился я.
— Не стоит, — сказал он, — это фантазия, я вам скажу, что надо записывать.
«Ничего, я и так запомню», — подумал я и спрятал блокнот.
Мы шли по горячей пыльной улице. Пыль так раскалилась, что даже сквозь подошвы туфель пекло.
По обе стороны деревенской улицы время от времени мелькали крестьянские дома с приусадебной кукурузой, с зелеными ковриками дворов, с лозами «изабеллы», вьющейся по веткам фруктовых деревьев. Сквозь курчавую виноградную листву проглядывали плотные, недозрелые виноградные кисти.
— Много вина будет в этом году, — сказал я.
— Да, виноград хороший, — сказал председатель задумчиво. — А на кукурузу
Я посмотрел на кукурузу, но ничего особенного не заметил.
— А что? — спросил я.
— Как следует посмотрите, — сказал председатель, загадочно усмехнувшись.
Я присмотрелся и заметил, что с одной стороны приусадебного участка у каждого дома кукуруза была более рослая, с более мясистыми листьями, с цветными косичками завязи, с другой стороны зелень более бледная, кукуруза ниже ростом.
— Что, не одновременно сеяли? — спросил я у председателя, продолжавшего загадочно улыбаться.
— В один день, в один час сеяли, — сказал председатель, еще более загадочно улыбаясь.
— А в чем дело? — спросил я.
— В этом году отрезали приусадебные участки. Конечно, это нужное мероприятие, но не для нашего колхоза. У меня чай — я не могу на приусадебных клочках плантации разводить.
Я еще раз пригляделся к кукурузе. В самом деле, разница в силе и упитанности кукурузных стеблей была такая, какая изображается в наглядных пособиях, когда хотят показать рост урожайности в будущем.
— Крестьянское дело — очень хитрое дело, между прочим, — сказал председатель, продолжая загадочно улыбаться. Казалось, он своей улыбкой намекал на то, что эту хитрость из городских еще никто не понял, да и навряд ли когда-нибудь поймет.
— В чем же хитрость? — спросил я.
— В чем хитрость? А ну скажи ты, — председатель неожиданно обернулся к агроному.
— Хитрость в том, что если крестьянин увидит коровью лепешку на этой улице, — он ее перебросит на свой участок, — засопел агроном. — И так во всем.
— Психология, — произнес важно председатель.
Мне захотелось записать этот пример с коровьей лепешкой, но председатель опять схватил меня за руку и заставил вложить блокнот в карман.
— В чем дело? — спросил я.
— Это так, разговор туда-сюда, об этом писать нельзя, — добавил он с убежденностью человека, который лучше меня знает, о чем можно писать, о чем нельзя.
— А разве это не правда? — удивился я.
— А разве всякую правду можно писать? — удивился он.
Тут мы оба удивились нашему удивлению и рассмеялись. Агроном сердито хмыкнул.
— Если я ему скажу, — председатель кивнул на приусадебный участок, мимо которого мы теперь проходили, — половина урожая тебе — совсем по-другому обработает землю и хороший урожай возьмет.
Я уже знал, что такие вещи делаются во многих колхозах, только не слишком гласно.
— А почему бы вам не сказать? — спросил я.
— Это проходит как нарушение устава, — строго заметил он и неопределенно добавил: — Иногда кое в чем позволяем сверх плана.
Густой аромат распаренного солнцем чайного листа ударил в ноздри раньше, чем открылась плантация. Темно-зеленые ряды кустов уходили справа от дороги и разливались до самой опушки леса. Они мягко огибали опушку, иногда, как бы образуя залив, входили в нее. Посреди плантации стоял огромный дуб, наверное, в жару под ним отдыхали сборщицы.