Созвездие он-лайн неверности
Шрифт:
— Валенсия, ты что заболела? Зачем тебе столько лекарств?
— Это не мне. У твоей мамы инфаркт, – ошарашила я его еще одной плохой новостью.
— Мама? Она здесь? – в его глазах вновь мелькнул огонек, и сразу же погас. – Как она?
— Плохо. Доктор говорит, она может умереть. Изольда Бенедиктовна очень переживает, что надоумила тебя поквитаться с Люсьеном.
— 634 гривны 48 копеек, – громко и отчетливо потребовала фармацевт.
— Вот возьмите, – я протянула 650 гривен.
— Ты привезла маму сюда? – Паулин вопросительно смотрел на меня.
— Нет. Её привезла машина скорой помощи, а я их вызвала, когда Изольде Бенедиктовне стало плохо.
—
— Ты была у нас дома?
— Да. Тебя это удивляет? – я взяла пакет с тяжелыми ампулами для капельницы, трубками, шприцами, таблетками и пузырьками с разным содержимым, и мы вдвоем пошли по направлению к приемному покою.
Раскаянье царицы Была холодною царицей, и льдом бесчувственным глаза, надменно перейдя границы, испепеляли образа иллюзии семейной чаши, не сохраненного тепла... И льётся ручеёк журчащий, роняя капли, но не зла. В глазах её нет больше злости, и синевой дрожат уста... Мы в этом мире только гости, и правит нами красота. Слезами с айсберга вершины горячий движется поток; у королевы прежней силы осталось только на глоток отчаянья и сожаленья ей порожденной нелюбви на почве вечного сомненья в голубизне её крови. Изольда! Снежная царица со льдом бесчувственным в глазах сияла светом, как жар-птица, раскаявшись во всех грехах.Изольда Бенедиктовна тихо лежала в приемном покое и смотрела в потолок. Лишь голос сына вернул ее к реальности, и она протянула к нему руки.
— Это я во всем виновата, – причитала она, – нет мне прошенья за содеянное преступление.
Паулин обронил лишь несколько слов: «Мама, тебе нельзя волноваться», и доктор любезно попросил нас удалиться, так как мы негативно влияем на самочувствие его пациентки. Свекровь все еще тянула беспомощно руки, желая остановить сына, но мы все-таки вышли в широкий светлый коридор.
За чистыми окнами стоял ряд автомобилей, среди которых была и черная Alfa-Romeo. Паулину оставалось совсем недолго наслаждаться свободой. Он опечаленно опустил голову и, ступая по блестящим плиткам, с каждым шагом все ближе и ближе приближался к финалу этой истории. Рука об руку мы вышли в дворик, где нас уже поджидали оперуполномоченные.
Екатерина Степановна модельной походкой, словно она дефилировала по подиуму, а не готовилась задержать преступника, шла прямо на нас. Паулин поднял голову и с достоинством взглянул в восхитительные глаза женщины в погонах. Потом он перевел взгляд на меня. В его глазах застыл немой вопрос: «Это ты вызвала милицию?» Но с губ не сорвалось ни слова.
— Паулин Борисович Перольский, вы обвиняетесь в организации убийства Люсьена Дюжесиль, – и на его руках с металлическим треском захлопнулись стальные браслеты.
Паулин не сопротивлялся. Он еще раз посмотрел
— Уведите его в машину, – распорядилась Екатерина Степановна мягким голосом, словно воспитательница детского сада, а не капитан милиции.
Я аккуратно сняла камеру-пуговичку и вернула её следователю. Паулин тогда еще не догадывался, что его признание было записано. Всему свое время. Ему предстояло так же узнать и хорошую новость, что наш сын не пострадал во время «несчастного случая» на реке.
— Валенсия Викторовна, поезжайте пока домой, отдохните, – спокойный голос леди-капитана прервал мои мысли. – И, пожалуйста, просмотрите файлы вашего мужа. Если обнаружите что-то важное, обязательно дайте мне знать.
— Хорошо, Екатерина Степановна, – ответила я, хотя мысленно я все-таки надеялась, что никаких компрометирующих Паулина документов я не найду. Мне не хотелось обвинять его во всех грехах, но я и не отказывалась верить в его причастность к тем четырем убийствам и поджоге, о которых рассказывала следователь.
— И вот еще что, – Екатерина Степановна уже хотела идти к машине, – избавьтесь от этого телефона, смените номер, а мы с вами еще непременно свяжемся. И пока не покидайте город, вы нам еще нужны. А сейчас – до свиданья, Валенсия Викторовна.
— До свиданья.
Загудел мотор, и Alfa-Romeo двинулась с места, увозя Паулина в следственный изолятор (СИЗО) дожидаться суда. Облегченно вздохнув, я оглянулась назад. Изольде Бенедиктовне всем, чем могла – помогла, да и доктор попросил оставить её в покое, поэтому я решила прогуляться по городу и за одно проведать своих коллег в издательстве.
Весеннее солнышко припекало спину, шелестела молодая листва, а я не спеша, стучала каблучками по тротуарной плитке, наслаждаясь теплом и наконец-то появившимся спокойствием. Когда я уже была почти на месте, из-за поворота вышла весьма интересная фигура в синем платье явно неподходящем по размеру и синей шляпке, натянутой по брови. Люди тыкали в неё пальцами и смеялись, а та особа, растянув тонкие губы, как ни в чем не бывало, пела песенку старухи Шапокляк:
Кто людям помогает - тот тратит время зря. Хорошими делами прославиться нельзя. Поэтому я всем и каждому советую Всё делать точно так, Как делает старуха по кличке Шапокляк. Как делает старуха по кличке Шапокляк! Кто людям помогает - тот тратит время зря. Хорошими делами прославиться нельзя Прославиться нельзя, прославиться нельзя. (Успенский Эдуард Н. *1937)Это была Мария Григорьевна – крупная мощная женщина, решившая покрасоваться в синем наряде с плеча «великодушной» Изольды Бенедиктовны. На ней были и белые перчатки, хотя белоснежной чистотой они уже не сверкали, и белая сумочка в виде маленького чемоданчика, которой Мария Григорьевна размахивала, как школьница. А элегантная шапочка, которая подчеркивала знатность моей свекрови, обезумевшей женщине и вовсе не шла, наоборот, она в ней смотрелась глупо и смешно. Платье едва не трещало по швам, талия была завышена, а в плечах оно было узким. Зато элегантное и модное, – так, наверное, думала «интеллигентка» Мария Григорьевна.