SPA-чистилище

Литвиновы Анна и Сергей

А хозяйка продолжала – покончив с черным хлебом и нарезая белый:

– Люба мне вчера из клиники уже звонила. Из-под капельницы вставала. Денег просит – за дальнейшее пребывание в больнице платить, как бы в кредит под картины. И еще – чтоб я цветочки у нее на участке поливала. Голос у нее бодрый… Ну, не наглость ли?.. Ладно, полковник, пойдемте!..

Лена взяла блюдо с хлебом и зычно, на весь дом крикнула:

– Прошу к столу!..

***

После того как отзвучали первые тосты – Стас и Василий, Ковригин и даже Жучков говорили о погибшей в самых возвышенных выражениях; Лена смахивала

слезу; Ванечка сидел букой, надув губу – разговор неизбежно свернул на захват преступников. Все возносили хвалы Валерию Петровичу. Все уже знали, что это он организовал здесь засаду, что он стоял под пулями – одновременно и бандитов, и спецназа. Все рассматривали пулевое отверстие в веранде – саму пулю изъяли в ходе осмотра. Конечно, все удивлялись, зачем убийцы явились именно на место преступления, на участок Аллы. Все жаждали от Ходасевича комментариев, мечтали узнать подробности: кто, почему и за что убил пенсионерку. Полковник отмалчивался. Однако, когда любопытство присутствующих достигло наивысшего градуса, он встал и сказал просто:

– Все вопросы, что вы мне задаете, – тайна следствия. Многое я сам не знаю, а даже то немногое, что знаю, разгласить ни в коем случае не могу.

Видимо, речь его прозвучала настолько внушительно, что расспросы немедленно прекратились.

А затем – как часто бывает на поминках – по мере количества выпитого умершая была забыта и начались обычные житейские беседы.

Ковригин извинился и ушел (весь вечер он избегал общества Ходасевича). Откланялись Марушкины и Жучков.

Валерий Петрович с Еленой обсуждали проекты реконструкции Большого и Мариинки. А сосед Василий, прихватив под ручку Стаса, с заговорщицким видом отправился покурить на крыльцо.

Казалось, этот маневр остался совершенно незамеченным Еленой – однако когда муж и сосед вернулись за стол, она постучала ножом по бокалу и зычно сказала:

– Хочу сделать небольшое объявление. Чтобы все знали и имели в виду. И ты, Стас. И ты, Ванечка. И, главное, ты, Василий. Итак!.. Вести с кем бы то ни было любые переговоры о продаже маминого участка – бесполезно! Я – хозяйка этой дачи и заявляю официально: Листвянка не продается! Никогда и ни за какие деньги!.. А уж когда меня не станет, я и тебе, Иван, завещаю: Листвянку никому не продавать! Этот дом и участок был, есть и будет нашим!

Стас посмурнел; Василий вообще скислился – зато Ванечка воздел вверх правую руку с рокерской «козой» и воскликнул:

– Листвянка форева [9] !

***

Ближе к вечеру, когда уже начало темнеть, ушел к себе расстроенный Василий и остались только свои, Валерия Петровича позвал покурить в сад Стас.

Первым делом он протянул Ходасевичу конверт:

– Держите. Спасибо. Здесь ваш гонорар – как договаривались. Правда, в долларах по курсу – вас это устроит?

9

От английского forever – навсегда.

Невооруженным взглядом было видно, как жаль Стасу расставаться с деньгами.

– Стас, у вас же большие траты. Похороны, поминки, да еще Любочка… Мне совершенно не к спеху…

– Берите-берите. Ненавижу быть кому-нибудь должен. Я имею в виду частному

лицу. Уж лучше – бездушному банку.

– Вы что, кредит взяли? Перестаньте! Когда-нибудь позже отдадите… Или вообще: считайте, что я работал в память о вашей теще. Она, кстати, была очень неплохим человеком.

Стас насупился:

– Еще раз повторяю: если я обещал – я выполняю свои обязательства, чего бы мне это ни стоило. Тем более что вас из-за этого расследования чуть не убили. Держите! И хватит об этом!

Он насильно всунул конверт в руку Ходасевича.

Честность взяла верх над жлобством.

Частный сыщик смущенно пробормотал:

– Право, не стоило б… Но все равно: спасибо.

Стас вздохнул с облегчением и закурил. А потом сказал с извинительным в данный момент пафосом:

– Неужели вы не понимаете, что, если бы не вы, Лена так никогда б и не узнала, что случилось с ее матерью? А уж убийц точно ни за что б не нашли!..

***

Когда совсем стемнело и Лена со Стасом принялись убирать со стола, полковник сказал:

– Если вы не против, я пойду пройдусь.

– Вы остаетесь у нас ночевать, – предупредила его хозяйка. – Я могу постелить вам на веранде, поставим рефлектор, холодно не будет. А хотите – уложу вас в Любочкином доме, у меня ключи, протопим там печку…

Валерий Петрович вспомнил неубранный дом художницы с молчаливыми картинами и молвил:

– Нет уж, лучше на веранде.

Закурив очередную сигарету, он не спеша прошелся по участку, вышел за калитку.

Дневные облака рассеялись. Как и неделю назад, когда они с Ванечкой штурмовали дом Ковригина, луна светила вовсю – правда, теперь она уже пошла на убыль. Однако все равно Валерий Петрович видел в серебристом свете свою черную толстую тень.

А в заброшенном доме, где обитали бомжи, снова в окне теплились неяркие огоньки.

Ходасевич прошел через пролом в заборе, миновал кучу мусора, которая стала еще больше, и вошел в полуразрушенный дом. Осторожно поднялся на второй этаж по хлипким ступенькам.

Мизансцена, что он застал наверху, практически не отличалась от той, которую он увидел в первый раз: дрова полыхали в буржуйке, отец приготовлял чай в железных кружках, а Павлуша сортировал что-то на подоконнике – правда, теперь то были не банки, а пластиковые бутылки.

– Добрый вам вечер, – поздоровался Валерий Петрович.

– Добрый, – машинально откликнулся папаша.

Сын, увлеченный своим занятием, даже головы не повернул.

– Хотите чаю? – спросил старший бомж.

– Нет, спасибо.

– Говорят, Валерий, вас здесь чуть не убили?

Ходасевич усмехнулся:

– Слухи сильно преувеличены.

– Но вы поймали бандитов.

– Милиция поймала. С моей помощью. И, кстати, с помощью вашего сына.

На лице у отца вспыхнула горделивая улыбка.

– Поэтому, – сказал Валерий Петрович, – я хочу вас отблагодарить.

– Спасибо, хватит уже. Ведь это вы нам пятьсот рублей подбросили?

– Какие еще пятьсот рублей?

– Ах, ладно, не хотите признаваться, не признавайтесь.

Молодой человек между тем забормотал на своем подоконнике:

– Одиннадцать – барабанные палочки, двенадцать – дюжина, тринадцать – чертова дюжина, пятнадцать – пятиалтынный…

– Я готов дать вам большую сумму, – сказал полковник. – Гораздо большую. Безвозмездно, то есть даром.