Спартак: 7 лет строгого режима
Шрифт:
Для Старостина не существовало запретных тем. Когда я вернулся из Франции, Романцев уже отодвигал его от дел. Дед звонил мне в Париж, звал назад. Он хотел, чтобы я вернулся в «Спартак» вместо Романцева, который мог уехать в Испанию в «Депортиво».
К тому времени Дед уже понял, что с Романцевым ошибся. И понял по людям, которые его окружали. Дед чувствовал, что это не тот человек. Когда Романцев уехал в Испанию, Дед провел переговоры с несколькими ветеранами. Поговорил и со мной.
Я спросил: «А как же Романцев?»
Дед
У Деда было плохо со слухом, и из-за этого он громко говорил по телефону. По одной из версий, Романцев мог узнать о планах Старостина от Саши Хаджи, администратора «Спартака», который все время крутился рядом с Дедом. Романцев сразу вернулся из Испании и стал Деда задвигать. Так, во всяком случае, мне рассказывали. В итоге Деду не хватило сил. Романцев в скором времени уже окреп и отодвинул Николая Петровича от дел.
Однажды после возвращения из Франции я заглянул к Деду. Смотрю, у него на столе приглашение на юбилей «Динамо».
Спрашиваю: «Николай Петрович! Неужели пойдете? Вы же «Динамо» не любите».
Говорит: «Отношение-то негативное, но ты знаешь, я ведь общество «Спартак» делал по подобию общества «Динамо». Всю структурную организацию с него скопировал».
Когда стало окончательно понятно, что Старостин готовит Романцева на смену Бескову, я не стал ничего говорить Деду. Хотя можно было сказать, что игра «Спартака» и его победы — целиком профессиональная заслуга Бескова. Дед, конечно, создал ему оптимальные условия для работы, взяв на себя все хозяйственные заботы. А футбольного управленца лучше его в стране не было.
Но Бесков и Старостин боролись за власть, а я оказался между ними. И беда была в том, что во многом от меня зависело, кто из них выиграет. В этом нет никакого преувеличения. И тот, и другой на меня опирались, и тот, и другой на меня надеялись.
В который раз я оказался в непростом положении. И Старостин, и Бесков были великими людьми. Я уважал и того, и другого. За обоими стояли влиятельные люди. Если бы я взял чью-то сторону, другая сторона меня бы прокляла. Займи я нейтральную позицию, Старостин уничтожил бы Бескова. Но если бы я занял позицию Бескова, неизвестно, что было бы с Дедом. И опять нужно было принимать решение.
Когда я уже играл во Франции, Зоя приехала в Москву и встретилась с Дедом. Рассказала ему, что я переживаю, потому что не остался в «Спартаке» и толком не объяснил ему причину своего отъезда. Что я в долгу перед клубом.
На что Дед ей ответил: «Передай Саше, что он «Спартаку» ничего не должен. Это «Спартак» должен ему».
Мне кажется, это хороший ответ тем, кто говорит, что «Спартак» сделал меня человеком, а я сегодня поливаю его грязью. Наверное, мнение Старостина чего-то стоит.
Глава 3
Черенков
С Черенковым я довольно близко познакомился еще в 1979 году, когда мы играли с ним за сборную Москвы на Спартакиаде народов СССР. Он только
Первое впечатление от Феди было: «Что за пацан?»
Физически слабый, худой, чуть ли не тщедушный. Что в нем нашел Бесков? В сравнении с игроками «Динамо», сплошь атлетами, он выглядел белой вороной. Ножки тоненькие! Это потом, когда с ним стали серьезно заниматься физической подготовкой, он набрал вес и нарастил мышцы. А тогда смотрелся подростком.
Черенков всю жизнь был большим ребенком, немного даже не от мира сего. В нем никогда не было ни звездности, ни тем более зазнайства. Меня и в нем, и в Гаврилове, игроках, которые считались мозговым центром «Спартака», всегда поражала простота.
Даже в 1983 году, когда я пришел в «Спартак», а Федю признали лучшим футболистом СССР, в его отношении к окружающим ничего не изменилось. Более того, когда нас с ним посылали на встречи с руководством или болельщиками, мне казалось, что он стесняется своего звездного статуса. Когда его представляли и перечисляли титулы, когда возникал ажиотаж, он начинал чувствовать себя не в своей тарелке. Для него это было удивительно. К нему, простому парню, такое отношение и такое внимание. А Черенкова многие не просто любили, перед ним преклонялись.
Скромность была первой поразительной чертой характера Черенкова. Второе, что бросалось в глаза и относилось не только к Феде, но и к другим спартаковским звездам первой величины — Гаврилову, Дасаеву, Родионову, — работоспособность. Они пахали на тренировках наравне со всеми. Никогда не позволяли себе расслабиться, хотя звездный статус такое допускал. Родионов как-то долго не мог забить. Его критиковали, и он очень сильно переживал. Но я видел, как он работал, стиснув зубы, на тренировках, и в конце концов его прорвало.
Меня поражало, как они умели набирать и поддерживать форму, и когда были в порядке, с ними легко было играть. Отдай пас вперед, а они все сделают. Черенков и Гаврилов ценили, когда я играл на месте опорного и освобождал их от выполнения черновой работы. Когда сзади все было крепко и надежно, им было намного легче впереди.
Они думали не только о себе, мол, сыграл хорошо, а как сыграли другие, не волнует.
Они прекрасно понимали, что успех их игры в атаке во многом зависит от надежности обороны и от нашей поддержки. Потому что мы, защитники, не только обеспечивали эту надежность, но и сами участвовали в атаках. Это был один из важнейших принципов футбола по Бескову.
После прихода в «Спартак» в конце 1982 года я очень быстро обнаружил, что Бесков меньше всего ругал и критиковал Черенкова. Федя, правда, и поводов для критики ему не давал. Если же повод появлялся, Бесков так жестко, как с другими, с ним не разговаривал. Не знаю, с чем это было связано. Но только не со звездным статусом. Гаврилову, например, доставалось сильно. Думаю, снисходительность Бескова можно объяснить тем, что он видел, с чего Федя начинал и к чему пришел.