«Спартак» и другие
Шрифт:
В трусах и майке захожу в какой-то кабинет и слышу:
– Женя, переходи к нам. Квартиру дадим, машину купить поможем.
Я – пацан 19 лет, мне никогда ничего подобного не обещали. Голова закружилась.
– Я, конечно, не против, – отвечаю.
Тогда же не было контрактов, заявления не писал, все на словах, и мог наобещать кому угодно и что угодно – парень я был деревенский и в этих делах неискушенный. Впрочем, что угодно могли наобещать и мне.
И все бы ничего, не пообещай я до этого разговора с руководителем торпедовцев, что перейду в… «Спартак».
Приглашение в «Спартак» я получил в Сандуновских банях, куда меня привел врач «Буревестника», тот самый, работавший долгое время у красно-белых и хорошо знавший Никиту Павловича.
– Женя: мы за тобой внимательно следим и хотели бы тебя взять в команду, – сказал мне Симонян.
– Есть же «Буревестник», как я могу оттуда уйти, если команду не закрыли? – ответил сначала. Но поспешил добавить: – А вообще, я не против.
В общем, за один месяц дал добро сначала «Спартаку», а потом и «Торпедо». Как-то, в конце 68-го, пришел в «Лужники» на матч чемпионата СССР. Играл не «Спартак», ветераны красно-белых сидели обычно в одном местечке. Это не была вип-ложа, потому что вокруг располагались и обычные болельщики. Я в тот раз сел за спинами спартачей – там и Никита Павлович был.
Думал, что он меня и не заметит, как вдруг поворачивается:
– Жень, я что-то слышал, ты в «Торпедо» засобирался?
– Да что вы, разговора не может быть, в «Спартак», конечно! – быстро ответил я. И это был мой последний выбор.
Глава вторая. Никита Симонян
Глава, в которой говорится о том, как в бане получить приглашение от самой популярной команды страны
«Буревестник» вскоре расформировали, а игроков – приче, всех – забрал к себе «Локомотив». Мы с Серегой Ольшанским, он выпустился из ФШМ, что в «Лужниках», которого тоже звал «Спартак» и все у него было договорено, поехали в Министерство путей сообщения, предварительно выслушав Николая Петровича Старостина. Он все объяснил: едете, слушаете, ничего не подписывайте, мы решим все вопросы.
Впечатление о том «Локомотиве» сложилось, когда в коридорах, как бы сейчас сказали, офиса клуба увидели защитника команды Владаса Житкуса, игравшего до этого в «Спартаке». Видимо, его в чем-то обманули, он был разъярен.
– Ребята, вы в «Локомотив»? Бегите отсюда быстрее! – сказал он нам.
Мы и ушли. Но «Локомотив» просто так не сдался и потребовал, заручившись поддержкой федерации футбола, чтобы Ольшанский и Ловчев перешли именно в этот клуб – как я понял, железнодорожники даже перечислили какие-то деньги в общество «Буревестник».
В федерацию нас с Серегой вызвал ее руководитель, Валентин Гранаткин, грозил дисквалификацией. Вот тогда уже стало страшно. Но мудрый Старостин успокоил:
– Женя, ты можешь вспомнить хоть один случай, чтобы молодой футболист из-за такой дурацкой дисквалификации завершил карьеру?
Вскоре
Пропуском в основной состав стала одна фраза Старостина. Моим козырем была скорость, и как-то на сборе в Гаграх мы играли с «Днепром». Форвард соперника с центра прорвался один к нашим воротам, я же сумел прибежать со своего края в центр и в подкате выбил мяч, подстраховав центрального защитника.
Хорошо помню возглас Старостина, который стоял за воротами:
– Ну скоростина!
Но то было на сборах, а до них тренироваться мы начали на улице Воровского, в центре Москвы. Мы с Ольшанским зашли в раздевалку, переодеваемся и слышим, старшие подкалывают:
– Маски, откройтесь, кто вы?
Атмосфера была демократичной, но работе это не мешало, вкалывали по-взрослому, нагрузки были серьезные. И в Москве, и уже на сборах в Сочи: в дождь в грязи разыгрывали квадраты пять на пять на полполя. Кроссы чумовые, скоростная работа. С утра до вечера на мраморном, оно же гаревое, поле.
Не до тактики, готовили сначала мышцы, и я именно там почувствовал – вот он, большой футбол, команда мастеров.
Болельщики часто спрашивают – сколько футболисты зарабатывали в советское время? Ставки у всех команд высшей лиги были одинаковы. По-моему, в команде имелось 13 ставок по 180 рублей, несколько по 110 рублей и стажерские – по 60 рублей. Но самое главное – премиальные, которые зависели не столько от результата, сколько от кассового сбора за билеты. Все деньги делились между клубами в следующей пропорции: 45 % получала проигравшая команда, 55 % победившая.
Из этих 55 % 45 забирал клуб, а 10 делили на премии игрокам. После попадания в сборную ставка в клубе увеличилась до 300 рублей. А еще были и премиальные, и в сумме доходило до 500 рублей – большие по тем временам деньги для 20-летнего пацана. Для справки – рабочий в то время зарабатывал около 120 рублей. Согласитесь, разрыв между обычным рабочим или служащим и футболистом не был столь вопиюще велик, как сейчас. Деньги отдавал родителям, жить продолжал в Алабушево, но все же большую часть времени проводил в Тарасовке, на базе.
Когда после игр ехал домой на электричке, иногда проводил эксперимент: подсаживался к мужикам, которые возвращались домой с матча, и проводил опрос: а что там в «Спартаке» молодой пацан Ловчев появился, вроде неплохой, как вам?
В ответ слышал иногда удивительное: что, мол, Женька, вот у него брат в два раза лучше играл, да спился. Стал, как говорится, обрастать легендами.
Но в этом плане до Васи Калинова мне было очень далеко. Этот парень из Балашихи (играл в местном «Машиностроителе»), полузащитник, пришел в команду в один год со мной – в 69-м.