Спартак

Лесков Валентин Александрович

В душе оба полководца корили себя за легковерие. Оба знали: предстоит крайне неприятное объяснение с сенатом. В самом деле, как могло так получиться, что оба одновременно упустили неприятеля? Может быть, они получили от рабов за это взятку?!

Уже одна такая мысль и Крассу и Помпею была очень неприятна. А что такое обвинение последует со стороны их личных врагов — в этом они не сомневались.

Догнать Спартака, ушедшего далеко, практически не было возможности, и потому Красс и Помпей стали уже мысленно изобретать всевозможные оправдания.

Вдруг… о, невероятное счастье! Посланные вперед разведчики

Красса, возвратившись на рассвете 6 января, рассказали: в Брундизии высадился М. Лукулл, прибывший из Фракии; это известно от разведчиков Спартака, которых они повстречали; последние вручили им для передачи Крассу письмо своего полководца.

Римский полководец торопливо взломал печать. Письмо оказалось коротким. Предводитель повстанцев извещал Красса о прибытии его нового соперника, предлагал решить спор за славу между ними, извещал о своем местонахождении и предостерегал против медлительности; по его словам, такой же вызов на бой несколькими часами позже он отправил и Помпею.

После оглашения письма легаты Красса долго удрученно молчали; положение казалось самым отвратительным.

Наконец полководец приступил к поименному опросу своих военачальников: давать ли Спартаку бой? Идти ли ему навстречу?

Ответ легатов оказался единодушен: да, идти! И Красс решился: произнеся на претории большую и убедительную речь, постаравшись внушить воинам чувство ненависти к мятежным рабам и решимость не уступать соперникам победу, сулившую большие выгоды и славу, Красс снялся с лагеря и поспешил с войском к тому месту, где ждал его Спартак.

Глава тридцатая

ИСТЕКАЮТ ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ

I

В последние сутки перед сражением среди множества обычных дел, связанных с подготовкой новой битвы, Спартак выкроил несколько свободных часов и уединился в своей палатке для размышлений. Он хорошо понимал, что при царящих на войне случайностях разного рода дать какую-нибудь гарантию относительно исхода предстоящей битвы нельзя. Особенно сейчас, когда сила сопротивления римлян, извлекших из многочисленных поражений важные уроки, серьезно выросла. И он вновь и вновь возвращался к одному вопросу: «Что будет, если?..»

Относительно самого себя, своей жены, командиров, всей армии у него не имелось каких-либо сомнений. Такой вопрос он давным-давно решил вполне определенным образом: при проигранном сражении у всех будет одна судьба — доблестная, героическая смерть.

Но судьба начатого дела, которое он рассматривал как часть грандиозной борьбы народов против римской тирании, очень его волновала.

Обдумав вновь ситуацию и взвесив шансы, полководец собственной рукой — хотя обычно он диктовал — написал ряд важных политических писем друзьям и единомышленникам.

Потом Спартак вызвал доверенных людей, вручил им запечатанные письма и велел

тотчас покинуть расположение армии, добравшись до условленного места, там остановиться и ждать конца битвы. Если исход ее окажется неблагоприятным и они услышат, что он, Спартак, погиб, они тотчас должны двинуться в путь и во что бы то ни стало доставить письма адресатам; если же битва, по слухам, завершится для них успешно, им следует задержаться до получения новых распоряжений от него.

Получив письма, доверенные письмоносцы тотчас покинули повстанческий лагерь. А Спартак, отдав распоряжение о секретной отправке из ставки наиболее важных документов и приказав созвать всех командиров на обед, сам отправился к воинам.

Воины уже обедали — и по-праздничному. Он поочередно подходил к разным кружкам, перекидывался с сидевшими репликами и шутками, пробовал понемногу пищу из воинского котла. Настроение воинов, судя по лицам, жестам, речам и смеху, было спокойным. Ничего похожего на смятение или панику. Успокоенный Спартак вернулся к себе.

II

Вечером перед решающей битвой в палатке Спартака собрались высшие командиры — фракийцы, галлы и германцы.

Холодный ветер налетал волнами, и туго натянутая кожаная стенка палатки глухо гудела под его ударами. Внутри палатки было тепло и многолюдно. Светильники в виде лодок ярко освещали все углы. Молодые стражи (они охраняли Спартака, и их выбирали из числа самых прославленных воинов, отличавшихся умом и храбростью; с ними Спартак связывал в будущем свои надежды) разносили пищу. Служить за столом старшим товарищам, видным военачальникам и героям считалось почетом, и никто не видел в этом ничего для себя унизительного.

Кушанья были обильными, обед — вопреки обычаю Спартака — почти изысканным. В больших глиняных блюдах и горшках на общий стол из простого кленового дерева ставили: жареную говядину и рыбу, рассеченного на куски жирного козленка, не знавшего еще травы, вареную и жареную птицу, убитого на охоте одним из командиров дикого кабана и принесенного им Спартаку в подарок, сыр, вареные яйца, оливки, масло в больших бутылях, соусы и подливки, различные овощи — капусту, латук, репу, редьку, сельдерей, пироги с мясом и лепешки.

Поздоровавшись, командиры занимали места. Богов почтили короткой молитвой, кусочками еды и каплями жертвенного вина. Потом приступили к трапезе. Ели молча. Каждый был погружен в свои мысли…

Наконец принесли десерт — сотовый мед, виноград, румяные яблоки и отличное вино: фалернское, хиосское и исмарийское — напоминание о далекой Фракии. Кубки наполнялись. Спартак произнес первый тост в честь погибших товарищей-героев, новых богов, хранителей войска на войне. Все встали, выпили, потом снова сели.

От выпитого вина разговор завязался. Один из командиров, прославленный храбростью, галл Атлант сказал:

— Наш доблестный вождь, Спартак! Я вот о чем сейчас думаю. Почти два с половиной года мы все свободны, не подчиняемся римской власти, не знаем ни эргастулов, ни плетей, ни гладиаторских карцеров, ни кровавой арены и зрителей-римлян, истошно вопящих, заключающих об исходе битвы пари, опускающих палец вниз и велящих добить побежденного! Живем мы ныне по своим законам! На долю каждого, я думаю, досталось немало всяких удовольствий. Несправедливо было бы жаловаться…