Спартак

Лесков Валентин Александрович

Решительная минута стремительно приближалась. Спартак искоса взглянул на Крикса. Тот сбросил с плеч плащ и остался в одной легкой одежде. Он весь подобрался, словно для прыжка, взял в руки тяжелый острый кинжал и приготовился. Хотя существовали и другие, более безопасные способы охоты (с помощью лошади, удара копьем из-за деревьев — дерево играло роль щита), Крикс хотел убить кабана способом самым древним, но и самым опасным. Иначе говоря, он хотел дать кабану свой шанс…

Кабан быстро приближался, рос буквально на глазах. Уже слышалось его частое дыхание, видны были каждая щетинка на теле, маленькие глазки, горевшие лютой злобой. Из-под копыт его комьями летела земля…

В тот момент, когда он оказался совсем

рядом, Крикс с воинственным криком выскочил из засады. Кабан резко метнулся в сторону. Но было уже поздно: они пробежали бок о бок всего несколько шагов. В следующее мгновение, без малейшего колебания, Крикс вскочил на него верхом и со страшной силой вонзил ему кинжал в шею, в шейные позвонки — самое уязвимое место в теле кабана… Кабан пробежал еще несколько шагов, потом упал на колени. Крикс проворно соскочил с его спины и отскочил в сторону. Он знал: кабан опасен, даже раненный смертельно! Со всех сторон, радостно крича, бежали другие охотники. Их крики словно придали кабану новые силы. Он вновь поднялся на ноги, пробежал еще шагов 80 и вновь упал. Сердце его остановилось…

Крикс и другие охотники окружили тушу. Ликуя, Крикс исполнил вокруг поверженного врага бурный охотничий танец, крича:

— Мой!.. Мой!.. Мой!.. Я его сразил!!!

Подбежал Спартак (по уговору он страховал Крикса на случай неудачного удара). Крикс, ликуя, схватил его за руку:

— Спартак, посмотри! Зубы! Какие зубы! Сделаю из них ожерелье! А клыки! Какие клыки! Оправлю их в золото! Какая добыча! Какая добыча! Видел ли ты, Спартак, когда-нибудь такого красавца?!

Все охотники радостно кричали:

— Слава Криксу! Слава!

— Какой удар!

— Какая сила и смелость!

— Какое бесстрашие!

— Никто бы на такое не решился!

— Наш Крикс один на один может пойти на тура!

— На льва!

— На слона!

— У нашего Крикса львиное сердце!

Спартак с радостным облегчением расцеловал Крикса:

— Я рад, дорогой Крикс! Какой удар! Блестящая победа! А все-таки очень большой риск! Если прыжок окажется неудачным, рука внезапно дрогнет или откажет в успехе коварная Судьба — тогда конец: такими клыками кабан вышибет из охотника душу! Ведь и великий герой Актеон погиб во время охоты на кабана! Нет, я не позволю тебе больше так рисковать, Крикс! Но как я рад: все кончилось благополучно!

Крикс стер со лба горячий пот:

— Э, Спартак! Судьбы все равно не избежать! А я люблю риск и со времен моей юности рисковал всегда! Такие, как я, не умирают в своей постели! Слышал, как римляне говорят: «Тот, кого любят боги, умирает молодым!» Это, верно, обо мне сказано! А тебе не напоминает, Спартак, наша охота переживания арены?!

Пока они беседовали между собой, по всему охотничьему полю участники охоты потрошили убитых свиней: снимали косматые шкуры, извлекали внутренности, отрезали филеи и окорока…

Охотничьи собаки жадно лакали кровь, пожирали требушину и внутренности, брошенные им охотниками.

Наконец вся работа по разделке туш закончилась. Радостно возбужденные охотники взвалили на плечи мясо, взятых в плен поросят и двинулись назад, к своему становищу.

Пока молодые стражи, нанизав кусочки свежего мяса на вертела, занимались его поджариванием, Спартак и Крикс, присев в стороне на поваленном бурей дереве, беседовали между собой.

— Что поделаешь, дорогой Крикс! — смеясь, сказал Спартак, продолжая прерванную речь. — Мне всегда казалось: и Сабасий, и Атис — боги сомнительные. Боюсь, и на небе у них нет прав полного гражданства!

— Ты, Спартак, не веришь в богов, — с досадой сказал Крикс, — я знаю! Но я верю! И многие воины, и наши военачальники, они в богов тоже верят! Пусть под разными именами, но верят! Оставь нам нашу веру, не покушайся на нее, многим она облегчает

жизнь! А философы, на которых ты часто ссылаешься, нам, людям веры, безразличны. Что они такое, твои философы, оскорбители богов?! В любом городе, у любого храма ты найдешь их! Там они всегда орут и переругиваются между собой. Там хватают друг друга за грудки их ученики! Там же мелочные торговцы продают всякий хлам, риторы бесстыдно извращают законы на погибель честным гражданам, лживые гадатели подло истолковывают достоверные знамения, поэты распевают свои бездарные стихи, а бараны-слушатели им аплодируют, не жалея ладоней, и даже восхваляют в самых пышных выражениях! А в это время всякие болтливые и гнусные софисты, всякие писаки рекламируют свои нелепые и вредные сочинения! Тем самым они делают людей еще хуже, лишая их благочестия, укрепляя в них невежество, самодовольство, безрассудство и коварство!

— Э, Крикс, ты очень, я вижу, настроен против философов! — усмехнулся Спартак. — Чем они тебе не угодили?

— В юности, — хмуро ответил Крикс, — я намеревался очистить себя от невежества. Я жаждал знания, хотел получить ответы на мучившие меня вопросы: какова истинная природа богатства, власти, славы, могущества? Насколько обязательно для порядочного человека гоняться за ними в жизни? Наконец, я жаждал разгадать величайшие загадки природы! Почему тучи извергают оглушительный гром, блестящий град, красивые снежинки, теплый дождь? Для чего живет человек? В чем вообще смысл жизни? И что же?! Философы осыпали меня дождем смехотворных атомов, пустоты, материи, первопричин, идей, а также взаимными несогласиями! Каждый оспаривал мнение прочих, других называл невежами, оплотом истины — одного себя! Каждый жаждал одного: чтобы я проникся вполне лишь его взглядами и давал денежки только ему одному! У них царил всегда такой порядок: постоянно осуждать поведение других, людские мнения презирать, о богах толковать самым гнусным образом, бесстыдно понося и Зевса и Геру, писать против несогласных обвинительные речи, запутывать всех в своих силлогизмах и рассуждениях, с актерскими ужимками болтать о добродетели!

— Ты, Крикс, безмерно все преувеличиваешь! — заметил Спартак, улыбаясь. Он совершенно не был согласен с яростной филиппикой своего друга, но не хотел мешать ему высказаться.

— Да нет же! — продолжал настаивать на своем Крикс. — Кто громче всех кричит, кто написал больше книг, исполненных наибольшей дерзостью, кто наглейшим образом ругается, понося святые таинства, высмеивая предсказания оракулов, знамения и призывая не совершать жертвоприношения, то есть оставить богов голодными, так как богов, по их мнению, или вовсе нет, или они не занимаются делами земными, — вот тот у них и пользуется наибольшим почетом! О, эти мнимомудрые рассуждения, которыми морочат простаков: об идеях, о пределе и беспредельности, о существах бестелесных, об атомах и Судьбе, о, эти клятвы гусями, собаками, даже платанами! О, неподражаемое божество в виде числа! О, эти философы — скитальцы по Элладе, Персии, Индии! Повсюду их гонят за лживые, гнусные рассуждения! Да и сами они никакое место, никакую страну не желают признавать за родину, все они с гордостью говорят: «Мы — космополиты!»

Спартак вздохнул: такие яростные нападки на философию и философов были ему неприятны, но он не хотел прерывать Крикса. Тот же продолжал с тем же пылом развивать свою мысль:

— А посмотри, как они расхваливают своим ученикам, своим слушателям в беседах бескорыстие, постоянство, твердость и умеренность! Как поносят всегда наслаждение и богатство! Но вот остались они без толпы, в своем кругу. И что же? Да нет такой вкусной пищи, которую бы они тут же с жадностью не проглотили! Как жадно пересчитывают полученные монеты! Где предел лживости и жадности этих сварливых, тщеславных глупцов?! Я вижу, ты со мной не согласен, тебе все хочется возразить!