Спартак
Шрифт:
Во время этих набегов Спартак собрал столько рабов и гладиаторов, что за два месяца успел сформировать еще два легиона и полностью их вооружить.
Между тем, с одобрения Сената, Публий Вариний набрал среди пиценов много солдат, получил из Рима новые подкрепления и, горя желанием смыть позор понесенных поражений, в конце августа выступил из Аскудума. Во главе восемнадцати тысяч бойцов, большими переходами он надвигался на Спартака. Спартак, дошедший в эти дни до Террацины, услыхав о приближении Вариния, двинулся ему навстречу и нашел его стоящим в лагере у Аквинума. Накануне сентябрьских
Длительной и кровопролитной была битва, но к вечеру римляне начали сдавать, колебаться и, наконец, под бешеным натиском гладиаторов, были вынуждены бежать. Последний натиск был так силен, что легионеры пришли в полное расстройство, и победители учинили среди них жестокую резню.
Вариний отчаянно боролся за поддержание чести римского имени и долго сопротивлялся, но, раненный Спартаком, должен был оставить в его руках своего коня и благодарить богов за то, что ему чудом удалось спастись. Свыше четырех тысяч римлян погибло в этом кровопролитном сражении. Гладиаторы овладели оружием, обозами, квартирным инвентарем, знаменами неприятельских легионов и даже взяли в плен ликторов, которые обычно шли впереди претора.
Глава 14
Спартак устраивает смотр своим легионам
После поражения при Аквинуме претор Публий Вариний, собрав остатки своих легионов, около десяти тысяч человек, отступил в Норбу и укрепился там, чтобы защищать одновременно и Аппиеву и Латинскую дороги, на случай если ненавистный гладиатор, который перевернул все правила тактики и опрокинул традиции всех наиболее опытных полководцев, несмотря на зимние холода, осмелится двинуться против Рима.
Спартак тем временем поставил свои легионы на отдых в бывших римских квартирах.
Передав Эномаю начальство над четырьмя легионами и заставив его поклясться честью, что он ни в коем случае не двинется из лагеря, пока не получит приказа, Спартак тайно выступил из лагеря во главе трехсот всадников, с определенной целью, известной только ему одному.
Между тем в лагерь под Нолой в течение двухмесячного похода Спартака в Самниум и Лациум рабы и гладиаторы стекались толпами, так что Крикс мог сформировать еще три легиона по пять тысяч в каждом и поручил командование ими Арториксу, Брезовиру и одному старому кимвру. Этот кимвр, по имени Вильмир, несмотря на грубость и дикость характера и на пьянство, пользовался высокой репутацией среди гладиаторов за геркулесовскую силу и за прямоту души.
Легионы, согласно предписанию Спартака, ежедневно выходили упражняться в фехтовании, в тактических приемах, в атаках. Солдаты занимались этим очень охотно и старательно. Надежда добиться свободы и увидеть торжество своего правого дела воодушевляла этих несчастных, насильно оторванных от родины, от семей, от привязанностей; сознание., что они идут под светлым знаменем свободы, подымало попранное чувство собственного достоинства и облагораживало их в собственных глазах. Жажда мести за испытанные оскорбления воспламеняла в сердцах этих людей желание померяться оружием с угнетателями. Энтузиазм этого молодого войска усиливался довернем, которое гладиаторы питали к своему
Когда в лагерь пришло известие о победе, одержанной Спартаком над легионами Публия Вариния при Аквинуме, радость была единодушной, шумной и пылкой. Всюду раздавались веселые песни, праздничные клики и оживленные разговоры.
Эта суматоха и оглушительный шум удивили Мирцу. Она вышла из палатки, в которой проводила почти целые дни, и спросила у проходивших солдат, чем вызвано это ликование.
— Спартак еще раз победил!
— Он совершенно разбил римлян!
— Где?.. Как? И когда?.. — спросила взволнованно девушка.
— При Аквинуме?
— Три дня тому назад…
— Он разбил претора и захватил его коня, ликторов и знамена! В это время на преторий явился Арторикс. Он шел к Мирце сообщить ей подробности об одержанной ее братом победе, но, подойдя к ней, густо покраснел и смутился так сильно, что не знал как начать речь.
— Так вот.., здравствуй, Мирца, — пробормотал юноша, блуждая глазами по сторонам и теребя перевязь, спадавшую с левого плеча на правый бок, — ты уже знаешь.., это было при Аквинуме… Как твое здоровье?
И после короткою колебания закончил:
— Так вот, значит, Спартак победил.
Смущенный Арторикс казался самому себе смешным: язык у него точно прилип к гортани, и он был вынужден вытягивать из себя слова. Дело в том, что Арторикс, эта нежная, чистая душа, так привязанная к Спартаку, с некоторого времени испытывал сердечные волнения, каких он никогда не знал раньше. Вид Мирцы его волновал; ее голос вызывал в нем неизъяснимый трепет, а ее речи, казавшиеся сладчайшими звуками сафической арфы, переносили его в неведомые, полные неги миры и заставляли забывать обо всем окружающем.
Сперва он отдавался целиком этим сладостным ощущениям, не стараясь разгадать их характер и источник, давал убаюкивать себя опьянявшей его таинственной гармонии, не понимал и не старался понимать, что происходило в его душе.
С того дня как Спартак отправился в Самниум, молодому гладиатору часто случалось находиться в палатке вождя возле Мирцы, причем он не знал, как и для чего он приходил туда; часто случалось, что он как бы в беспамятстве оказывался посреди поля в нескольких милях от лагеря, не имея возможности объяснить себе, как он попал туда и о чем он думал, пока шел.
Мирца, сперва не замечавшая частых посещений Арторикса, всегда охотно беседовала с ним, нежно отдаваясь искренней дружбе. Но с течением времени и в ее поведении появились странности: она то краснела, то внезапно бледнела, обнаруживала волнение, задумчивость и стеснение.
Тогда юноша принялся внимательно исследовать свою душу и понял, что он отчаянно влюблен в сестру Спартака.
И он решил, что причина этого поведения девушки, столь же странного, как и его собственное, — ее презрение к нему; он не подумал, что и Мирца, подобно ему, могла пройти через все волнения страсти. Арторикс не смел льстить себя надеждой, что девушка питает к нему любовь, равную той, которую он испытывает к ней, и вовсе не предполагал, что ее смущение имеет тот же источник, что и его собственное.