Спартак

Джованьоли Рафаэлло

Еще с полчаса продолжалась пирушка, сопровождавшаяся беззлобными шутками, вполне пристойным весельем и легкой беседой, как это бывает между людьми, связанными искренней дружбой.

Когда друзья Спартака простились с ним, солнце уже клонилось к закату.

Спартак проводил своих гостей до выхода из палатки и, когда они удалились, остался на месте посмотреть на огромный лагерь гладиаторов.

И, переходя от одной мысли к другой, он подумал о могуществе магического слова «свобода», которое меньше чем в год подняло пятьдесят тысяч несчастных, лишенных всякого будущего, всякой надежды, огрубевших благодаря своему положению и потерявших человеческое достоинство; это слово

подняло их на высоту первых солдат мира, вливая в их души мужество, самоотверженность и сознание своего человеческого достоинства; он подумал о таинственном и непреодолимом влиянии этого слова, которое его, бедного, презренного гладиатора, сделало храбрым и страшным вождем могучего войска и влило в его душу способность победить всякую другую страсть, даже благородную и сильнейшую любовь, связывающую его с Валерией. Эту божественную женщину он любил вв сто раз больше, чем себя самого, но не больше, чем святое дело, которому он посвятил свою жизнь.

Глава 15

Спартак одерживает победу еще над одним претором и преодолевает тяжелые искушения

Тем временем в Риме начинали серьезно задумываться над оборотом, который приняли дела в Кампанье после вторичного поражения Публия Вариния. Пятьдесят тысяч вооруженных гладиаторов под начальством человека, в котором уже все, краснея от стыда, были вынуждены признать отвагу, мужество и опытность являлись полным хозяевами кампанской провинции, в которой, за исключением нескольких городов, всякая тень власти Рима, всякий след его авторитета уже были уничтожены; эти пятьдесят тысяч вооруженных гладиаторов, серьезно угрожали Самниуму и Лациуму, то есть передовым укреплениям Рима, становились слишком, грозной опасностью, чтобы относиться к ней легкомысленно и небрежно, Поэтому в комициях этого года управление провинцией Сицилией, а вместе с ней и ведение войны с гладиаторами были отняты у Вариния и переданы почти единодушным голосованием народа и Сената Каю Анфидию Оресту. Это был патриций лет сорока пяти, очень опытный в военном деле. За свое мужество и проницательность он пользовался большим авторитетом и симпатией как у народа, так и у Сената.

В первые месяцы 681 года Орест собрал сильное войско из трех легионов: один состоял из римлян, другой — только из италийцев и третий — из союзников — далматов и иллирийцев. Эти три легиона представляли силу приблизительно в двадцать тысяч человек. В соединении с десятью тысячами, спасшимися после разгрома при Аквинуме, они образовали армию в тридцать тысяч бойцов. Ее Орест приводил в порядок и обучал в Лациуме. С ней он обещал на голову разбить Спартака ближайшей весной.

Весна пришла с изливающим тепло лучезарным солнцем, с чистым синим небом, с опьяняющим ароматом чудных цветов, с роскошным, ковром зелени, с сладким пеньем разных пернатых, с таинственной истомой бесчисленных голосов любви. Войска — римское и гладиаторское — двинулись: первое из Лациума, второе из Кампаньи, чтобы оросить человеческой кровью зеленеющие поля Италии.

Претор Анфидий Орест вышел из Норбы и по Аппиевой дороге продвинулся до Фунди. Там он, узнав, что Спартак двигается ему навстречу по Домициевой дороге, расположился лагерем, заняв позиции, на которых он мог использовать преимущества своей многочисленной кавалерии, доходившей почти до шести тысяч человек.

Через несколько дней Спартак пришел в Формии и раскинул свой лагерь на двух холмах, господствуя над Аппиевой дорогой; затем во главе своей трехтысячной конницы он пробрался к лагерю врагов, чтобы ознакомиться с их расположением и узнать их намерения.

Однако претор Анфидий Орест, значительно превосходивший опытностью тех полководцев,

с которыми до сих пор сражался Спартак, тотчас же вышел ему навстречу со своей грозной кавалерией. После схватки, правда не имевшей решающего значения и очень короткой, Спартак должен был стремительно отступить и вернуться в Формии.

Больше пятнадцати дней Спартак ждал, что неприятель, воодушевленный этим легким успехом, перейдет в наступление, но тщетно! Орест был не из тех, кого легко завлечь в засаду.

Тогда Спартак решил прибегнуть к одной из тех хитростей, которые приходят в голову только великим полководцам. Темной ночью, в полнейшей тишине он вышел с восемью легионами из лагеря, оставив в нем Эномая с его двумя легионами и с кавалерией; всю ночь он шел вдоль морского берега, забирая с собой всех встречных колонов, крестьян, рыбаков, женщин и детей, чтобы известие о его движении не дошло до неприятеля. Затем быстрым маршем прошел через лес, находившийся близ Террацины, и раскинул лагерь на окраине леса, с тылу неприятеля, в нескольких милях от него.

Орест изумился, увидев, что Спартак обошел его, но осторожный и рассудительный, как всегда, он всеми способами постарался сдержать пыл своих легионов: пращники гладиаторов доходили до самых частоколов римского лагеря, и солдаты громкими криками требовали, чтобы их вели в бой.

Спартак в течение восьми дней напрасно пытался вызвать врага:

Орест оставался на месте, не желая принять бой в неблагоприятных для себя условиях.

Но вождь гладиаторов, искусный на всякие ухищрения, задумал извлечь выгоду из создавшегося положения и из условий местности. В один прекрасный день Анфидий Орест узнал от своих разведчиков, что кроме лагеря возле Террацинского леса гладиаторы раскинули еще два лагеря: один — в сильно укрепленном месте между Фунди и Интерамной и другой — между Фунди и Привернумом.

Действительно, Спартак, передвигаясь как обычно с крайней быстротой и в ночное время, большим обходным путем привел четыре легиона, бывшие под начальством Граника, в сторону Интерамны и здесь велел им окопаться на возвышенном месте: а в это время Крикс со своими двумя легионами занял и укрепил указанный Спартаком пункт между Фунди и Привернумом.

Таким образом вождь гладиаторов совершенно окружил Анфидия Ореста в его лагере и поставил его перед необходимостью либо принять бой, либо сдаться через восемь дней от голода.

Положение претора было действительно тяжелым. Теперь, чтобы выйти из этого кольца, он должен был напасть на один из лагерей гладиаторов, причем он даже не мог надеяться на победу, ибо, как ни кратковременно было бы сопротивление легионов Граника или Крикса, оно во всяком случае продлилось бы не менее трех часов. За эти три часа либо Крикс пришел бы на помощь Гранику, либо Граник на помощь Криксу. Спартак атаковал бы претора с тыла, и последним пришел бы Эномай, для того чтобы превратить поражение римлян в полный разгром.

Печальный и озабоченный Орест днем и ночью ломал голову, тщетно ища выхода из этого опасного положения. Его легионы совсем упали духом. Сперва молотом, а потом все громче они называли претора бездарным и трусливым: он не хотел вести их в бой, когда была надежда на победу, а теперь они должны будут идти на верное поражение и неминуемую смерть.

В таком положении были дела, когда претор решил прибегнуть к обману при помощи жрецов. К сожалению, к этому средству еще часто прибегают либо слабые духом, либо хитрецы, которые, играя на страхе и на потребности людей взывать к сверхъестественным силам, стараются подчинить себе сознание большинства народа, используя это подчинение для своих темных и корыстных целей.