Спартанец. Племя равных
Шрифт:
Несмотря на усталость, Гисандр, перекусивший свежей рыбой с коркой хлеба, заснул не сразу. Едва он лег на хрустящую солому и с наслаждением потянулся, давая отдых своему телу, как взошла полная луна. Она светила так ярко и была видна так отчетливо, что наварх поневоле залюбовался ночным светилом и небесным сводом, окружавшим его.
Как-то сами собой всплыли воспоминания из прошлой жизни о первых ученых-астрономах. Имена их еще никто не знал, но в будущем они должны были перевернуть представления о том мире, который еще только складывался на глазах Гисандра.
Наварх вспомнил Галилея – ему предстояло
«Надо будет подкинуть Темпею идею поработать со стекляшками, может придумает телескоп на тысячу лет раньше», – усмехнулся наварх, скосив глаза на врачевателя-алхимика и создателя огненных горшков, который дрых без задних ног с другой стороны баллисты. Темпей вообще плохо переносил морские путешествия. «Или хотя бы подзорную трубу мне соорудит. В море будет незаменимая вещь. Да и на суше пригодится».
Вспомнился новоиспеченному наварху Джордано Бруно, итальянский монах-доминиканец, написавший множество трактатов о вселенной, не одобренных церковью. Учение Бруно о бесконечной вселенной и множестве миров стало главным обвинением против него. Бруно считал, что Бог и вселенная суть одно и то же бытие, а вселенная бесконечна в пространстве и времени. Она совершенна, так как в ней пребывает Бог. И все бы ничего, может и простили б, если бы Джордано Бруно не выступил против системы Аристотеля, предпочтя ей систему Коперника, и не заявил немыслимое, что звёзды – это далёкие солнца, а центр мира находится вовсе не на Земле. Ну, а уж сомнения относительно непорочного зачатия Девы Марии монаху вообще не могли простить.
Джордано покинул орден доминиканцев, долго скитался по Европе, изучая астрономию. Вернувшись в Италию, был арестован инквизицией, отказался отречься от своих учений, много лет провел в тюрьме, а затем был сожжён на костре как еретик.
«Крепкий мужик, – подумал Гисандр, разглядывая мерцавшие звезды, – предпочел умереть за свою идею. Настоящий спартанец».
По небосводу над измученным бессонницей навархом были рассыпаны миллиарды звезд. Гисандр как-то поневоле стал вспоминать их названия, придуманные греками, и даже пытаться понять, что навело их на мысль назвать два обычных ковшика разных размеров Большой и Малой Медведицей. Но так и не понял.
Тогда ему вспомнился Коперник, первым из людей осознавший, что не Земля, а Солнце было неподвижным центром Вселенной. И на этом основании просто объяснивший людям всю запутанность движения планет. Из-за Коперника ведь все и началось. «Ох, и накрыло меня», – подумал Гисандр, отгоняя воспоминания.
Впрочем, всем этим гениям еще только предстояло родиться и сделать свои открытия. Но и грекам, среди которых пребывал Гисандр, было чем гордиться. Чего стоил один только антикитерский механизм – первый в мире греческий компьютер. Тоже, впрочем, еще не возникший. До него оставалось еще примерно четыреста лет.
Этот механизм, похожий на часы и собранный из многочисленных
«Мне бы такой механизм, – подумал Гисандр, по привычке приспосабливая научные изобретения на военный лад, – да самого мастера. И мои баллисты вскоре стали бы посылать заряды с берегов Эврота до самых Афин, а может, и еще дальше. Мы бы персов отогнали не то что за Гелеспонт, а до самой Индии».
Еще некоторое время Гисандр смотрел в ночное небо под мерный плеск волн. Представляя, как крохотный шар Земли несется сквозь бесконечное море звезд вместе со всеми людьми, помышляющими лишь о сиюминутных делах и обидах. А потом как-то незаметно отошел в объятия Морфея.
– Господин Гисандр! – услышал он сквозь зыбкий сон голос капитана триеры, который осторожно коснулся его плеча. – Прилив начался. Что прикажете делать?
Гисандр быстро открыл глаза и сел на своей подстилке. Некоторое время он смотрел на склонившегося над ним капитана, а потом резко встал. Потянулся, взмахнул руками, сделав несколько гимнастических упражнений, чтобы размять затекшие во время сна руки и ноги. И лишь затем шагнул к борту, чтобы осмотреться.
Над бухтой висел плотный туман. Но первые лучи солнца, встававшего где-то там, за невидимым сейчас горизонтом, уже проникали и сюда. На самое дно этого природного колодца. Начинало понемногу светлеть. Но пока что наварх с трудом видел даже борт соседнего корабля, за которым передвигались неясные тени.
Тогда он перегнулся чрез борт собственной триеры и посмотрел вниз, на камни, увидев, что они уже скрылись под водой. Массивный корпус корабля начинало слегка потряхивать на волнах. Но он все еще цеплялся килем за скалистое дно, оставаясь на месте.
– Недавно начался? – спросил наварх у капитана.
Тот кивнул.
– Да, вода начала подниматься перед самым рассветом. А сейчас весь берег, где мы вчера собирали рыбу, уже почти затопило.
Гисандр посмотрел в указанном направлении. До отвесных скал было недалеко, и даже сквозь еще не рассеявшийся туман можно было заметить, что там, где он вчера вечером еще спокойно прогуливался, сейчас уже плескались волны. Правда, пока небольшие.
Из-за спины возник Архон.
– Все дозорные вернулись? – уточнил наварх.
– Да, едва вода начала подниматься, они вернулись на свои триеры, – подтвердил командир морпехов. – Мне доложили со всех кораблей.
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Гисандр, опершись руками о деревянный борт, – ночь прошла спокойно, никто нас не обнаружил и не напал. Подождем еще немного. Пока туман не рассеется.
– Может, приказать солдатам спрыгнуть в воду и подтолкнуть корабль? – предложил Архон. – Быстрее отплывем.
– Не надо, – отмахнулся наварх. – Скоро вода должна подняться достаточно высоко, чтобы сдернуть корабли с места стоянки и перенести через прибрежные скалы. Раз Посейдон пощадил нас вчера, то и сегодня не оставит. Торопиться не будем. Пусть луна делает свое дело.