Спартанец
Шрифт:
Взяв из рук «отца» шлем, Тарас осторожно водрузил его на свою голову, – тот пришелся впору, плотно прильнув ко лбу и щекам. А когда в руках у бывшего спецназовца оказался настоящий меч, которым была срублена не одна голова, и увесистый щит, не раз спасавший жизнь его владельцу, то по всему телу пробежала какая-то особенная дрожь. Словно бы доспехи приросли к нему, как новая кожа. От этих доспехов исходила такая мощная энергия, что лоб Тараса даже покрылся испариной, а сам он ощутил себя неуязвимым, заключенным внутри гигантского железного робота-разрушителя, перед которым ничто не устоит.
– Ты чувствуешь зов предков? – спросил геронт, заметив его состояние. –
– Да, – кивнул Тарас, которому действительно вдруг захотелось немедленно зарубить кого-нибудь, чтобы обагрить меч кровью.
– Ты будешь великим воином, – предсказал ему «отец», – и прославишь Спарту. А теперь давай я помогу тебе быстрее избавиться от этих доспехов, пока ты никого не убил. Я вижу, как огонь сверкает в твоих глазах и рвется наружу, словно вот-вот через них Зевс начнет метать свои молнии.
А когда доспехи снова оказались на стене, добавил:
– Ты уже почти готов к битвам, сын, но сначала пройди последнюю стадию – стань гражданином.
Тарас кивнул, все еще стоя посреди комнаты и ощущая странную дрожь в руках.
– А сейчас пойдем, отдохнем немного, ведь тебе уже пора отправляться в обратный путь.
В животе у Тараса заурчало, он никак не мог привыкнуть к тому, что еда здесь была постоянной проблемой, а есть дома запрещалось.
– Панорм приготовил тебе кое-что в дальней комнате, – как бы нехотя сообщил отец. – В лагере ты долго не увидишь такой еды. Я хоть и стар, но свое обучение помню до сих пор. Один раз я позволю тебе расслабиться, но не больше. Ведь я геронт и должен следить за подрастающим поколением.
Ел Тарас, словно вор, один в дальнем углу. Отец даже не присел с ним. Но хоть покормил из-под полы, нарушив закон, и то ладно. Насытившись мясом, оливками и сыром, залив это все сверху виноградным соком, – пить вино молодым спартанцам еще запрещалось, – Тарас попрощался с отцом и направился вниз к дороге.
– Возвращайся гражданином, – крикнул ему вслед отец, стоя на пороге, – и помни о своем обещании.
Уж о чем другом, а об этом обещании Тарас не мог забыть так быстро, хотя при мысли о женитьбе у него в голове возникали отнюдь не гимнастки, а только упругие бедра Хилониды, пользовавшейся в усадьбе предков, похоже, большой популярностью.
Однако, оказавшись вновь на пустынной дороге, боец остановился и, обернувшись, посмотрел в сторону усадьбы, где жил настоящий Гисандр, где умерла его мать, так и не узнав о смерти сына, и где теперь доживал свой век в одиночестве его прославленный отец в надежде, что Тарас продлит его угасающий род. Семья у него теперь была, но, как ни крути, она была неполной.
«Ну что же, – с нахлынувшей внезапно грустью подумал Тарас, – в том мире я жил без отца, а в этом буду обходиться без матери. Видно, судьба у меня такая, жить в неполной семье». И зашагал в сторону лагеря.
День уже клонился к вечеру, когда где-то в полях между Спартой и Амиклами его догнал Механид, бежавший как заправский марафонец. Увидев Тараса, он сбросил скорость и перешел на шаг.
– Ну как отдохнул? – спросил повеселевший Тарас, которому надоело одному брести по дороге, где ему до сих пор попадались только телеги периеков. – Как отец, жив-здоров?
– С отцом, хвала богам, все в порядке, – отдышавшись, сообщил Механид, – задержался вчера в герусии. Пришлось долго ждать.
– Мой тоже, – гордо заявил Тарас, радуясь, что теперь может поддержать разговор не только на военные темы.
Жизнь в Спарте за прошедшие сутки стала для него вдвое интересней, и даже грядущие экзамены
До Гимнопедий оставалось еще несколько дней, однако подготовка к ним началась уже давно. А по возвращении Тараса из увольнительной она резко усилилась. К его большому удивлению, спартанцы почти позабыли про сражения на мечах и мордобой, оставив из обязательной программы только бег, метание диска и борьбу, в которой Тарас тоже преуспел за последнее время. А все остальные часы под жарким солнцем Спарты проводили в песнях и плясках. С утра до вечера.
Их вновь заставили раздеться и плясать голыми. Взявшись за плечи, обнаженные спартанцы – оказалось, так и выступают на празднике – отчаянно трясли ногами и руками, прыгали по камням, прославляя богов. Танцевать в чем мать родила для Тараса было все еще в новинку. Танцор он был неважный, и ему все время что-то мешало. Остальным же, похоже, не очень, и они, радостно обнявшись, терлись друг о друга.
«Хорошо, хоть целоваться не заставляют, – подумал напряженный Тарас, отдыхая на камне после очередного группового танца и с омерзением поглядывая на сладкую парочку явно неравнодушных друг к другу парней из соседней агелы, – а ведь на праздниках придется еще и перед зрителями выпендриваться. Там, говорят, цари со старейшинами будут. Отец наверняка придет. Да и девочки…Ну как перед ними петь, когда у тебя все твое настроение на виду? А еще хотят воспитать у меня высокий моральный дух. Не облажаться бы, и то ладно».
Затем под руководством учителей и присмотром надзирателей приступили к разучиванию гимнов в честь Аполлона. И Тарас, никогда не подозревавший за собой музыкальных способностей, волей-неволей научился сносно петь военные марши, прославлявшие героев Спарты, павших на поле брани. Да и попробуй тут не спой – сразу угодишь в отказники и снова будешь рвать тростник с утра до ночи. А потом все равно запоешь. Старался, как и все, рвал глотку. Так и приобщился к культуре.
А когда их все-таки отвлекали на пробежки, гимнастику и метание дисков и камней на дальность, Тарас просто наслаждался отдыхом. В глубине души петь и танцевать он не очень любил, больше слушать. И потому с каким-то остервенением бегал, прыгал и швырял диск. Эта спортивная часть предстоящих Гимнопедий нравилась ему гораздо больше, чем художественная.
После одной из пробежек по тропинке вдоль берега Эврота к нему приблизился надзиратель и сообщил:
– Ты молодец, Гисандр. Хорошо бегаешь. И диск бросаешь неплохо. Значит, будешь выступать на празднике в этих дисциплинах.
– Я еще и побороть могу кого угодно, – вставил слово Гисандр в надежде, что, отправив на соревнования, его освободят от необходимости петь и плясать голым.
Надзиратель немного подумал, ощупал мышцы на его руках и плечах, кивнул.
– Ладно, будешь бороться. Борьба как раз в заключительной части, перед общим выступлением на Хоросе [37] . Успеешь.
37
Храм Аполлона Пифийского располагался в Спарте на агоре, в так называемом Хоросе, месте, где проходили Гимнопедии. Изначально хоросом (хором) в древнегреческой драме называлась группа из двенадцати актеров, сопровождавшая представление или принимавшая в нем участие. Сначала зрители просто стояли вокруг, наблюдая за их выступлением. Потом для удобства публики стали строить деревянные подмостки, а затем и каменные театры.