Спартанский лев

Поротников Виктор Петрович

Булис вопросительно взглянул на Леотихида: «В самом деле? »

Тот ответил столь же выразительным взглядом: «Бесспорно!»

Амомфарет тоже похвалил картину, хотя и более сдержанно.

Пригласив гостей к столу, Леотихид с гордостью поведал им, что теперь Ксанф намерен приступить к другой картине.

— На этой картине не будет сверкания мечей и копий. На ней будет изображена великая любовь Афродиты к Адонису, — разглагольствовал Леотихид, не давая Ксанфу вставить ни слова. — Натурщиками опять станут Дафна и Леарх. Причём оба будут обнажены, как и полагается по сюжету. Это будет дивное переплетение — красота нагих тел и чувств! Богиня и смертный юноша, страсть и нега! Уже

завтра Ксанф приступает к работе.

Живописец вздохнул. Так хотелось отдохнуть после трёх месяцев напряжённой работы, но, как видно, не придётся.

* * *

С возвращением из Микен Еврибиада, сына Евриклида, в Спарте всё громче стали звучать разговоры о неизбежной войне. Еврибиаду не удалось примирить аргосцев с микенянами. Первые, озлобленные тем, как стремительно разваливается созданный ими союз городов, не желали усиления Микен. Вторые укоряли аргосцев в вероломстве и не собирались отказываться от постройки стен, видя в этом залог своей безопасности. Еврибиад предложил враждебным сторонам прибегнуть к третейскому суду, как бывало встарь. Микеняне согласились с этим предложением, но аргосцы отказались.

— Прошлогодние победы вскружили аргосцам головы, — молвил Еврибиад, выступая перед эфорами и старейшинами. — Они уверены, что ближние соседи микенян не осмелятся вступиться. Понимают это и в Микенах, поэтому возлагают все свои надежды на помощь из Лакедемона.

Дабы не потерять своё лицо, эфорам пришлось созвать народное собрание, на которое был вынесен всего один вопрос. Надлежит ли лакедемонянам вступиться за микенян, даже если это будет грозить войной с Аргосом?

Народное собрание значительным перевесом голосов проголосовало за поддержку микенян при любых обстоятельствах.

В Аргос были отправлены послы, которые предупредили: сражаться придётся и со спартанцами.

В Аргосе, может, и призадумались бы над словами спартанских послов, если бы в Лакедемоне по-прежнему царствовал Клеомен, не знавший поражений. Однако воинственный Клеомен давно покинул мир живых, а нынешние спартанские цари не казались грозными воителями.

Едва отшумели весенние дожди и были убраны озимые на полях, микеняне начали закладку стен вокруг своего города. В этом участвовало всё мужское население. В основание будущих укреплений были уложены огромные каменные блоки, которые свозили к Микенам от старинных полуразрушенных крепостей.

Эти крепости в давние времена являлись оплотом народа пеласгов [149] , жившего в этих краях. Кто-то считал, что пеласги были великанами. Ибо только великанам было под силу вырубать в каменоломнях столь громадные четырёхугольные блоки для постройки стен. Кто-то полагал, что пеласги были обычными людьми, а в постройке стен им помогали титаны, сыновья Геи [150] , обладавшие чудовищной силой.

Как бы то ни было, но мощные стены не спасли крепости и города пеласгов от разорения. В Арголиду вторглись многочисленные племена ахейцев, имевших боевые колесницы. Ахейцы изгнали пеласгов и построили в Арголиде свои города: Микены, Аргос, Тиринф и другие.

149

Пеласги — одно из древнейших догреческих племён, населявших Балканский полуостров приблизительно во II тысячелетии до н.э.

150

Гея —

греческая богиня земли, производительница всех живых существ, праматерь и прабожество. Гея произвела на свет небо, море и горы. Будучи супругой Урана, Гея родила титанов, циклопов и гекатонхейров.

Пять веков спустя на землю Арголиды пришли новые завоеватели — доряне. Ахейцы были частью изгнаны, частью порабощены дорянами, создавшими своё государство. Это государство со временем распалось на несколько независимых городов, сильнейшим из которых стал Аргос.

Доряне хоть и покорили ахейцев, однако Оставили прежними названия многих рек, горных хребтов и городов Арголиды. Аргосские доряне говорили на том же диалекте, что и лаконские. И тем не менее, несмотря на общность языка и многих обычаев, между лакедемонянами и аргосцами царила постоянная непримиримая вражда.

Аргосцы поставили условие микенянам: либо те прекращают строительство стен, либо война. Аргосский посол ещё не покинул Микены, а в Спарту уже помчался гонец на быстром коне.

* * *

Весна в этом году была для Леарха неким сбывшимся сном. В каком-то упоительном восторге он созерцал нежную молодую листву дубов и буков, залитые золотом солнца стройные кипарисы на склонах акрополя; смотрел на рыжие стволы сосен, на согнутые бурями вязы, росшие на окрестных холмах, следя, как ветер треплет густые кроны. Или, лёжа на берегу ручья и глядя на распускающиеся цветы, наслаждался рассыпчатой трелью залетевшего ввысь жаворонка. Да, такой весны Леарх ещё никогда не знал: она была в нём самом, в его сердце, дыхании.

Поднявшись затемно, Леарх и Горго часто бродили по лесу за рекой Эврот или поднимались на гряду холмов, с которых открывался вид на Спарту. Отсюда, с высоты, Спарта выглядела скопищем маленьких домиков, крытых черепицей, занявших всё низменное пространство в излучине рек Эврота и Тиасы. Некую живописность городскому ландшафту придавали холмы, вздымавшиеся в разных его концах. На холмах красовались беломраморные храмы с рядами стройных колонн и двускатными кровлями. Самый большой и великолепный храм стоял на вершине акрополя, то был храм Афины Меднодомной. Его крытая медными листами крыша ослепительно сверкала на солнце.

Для Леарха прогулки с Горго были неким доказательством её любви к нему. Только здесь, в тиши лесов и долин, единение казалось Леарху наиболее искренним и полным. Ласки и поцелуи в тени кустов где-нибудь на укромной поляне напоминали Леарху священное таинство. Даже нагота Горго на фоне зелёной травы и бурой коры деревьев в его глазах выглядела более притягательно. Иногда, лёжа рядом с Горго на расстеленном плаще, Леарх замечал на себе взгляды её тёмных влажных глаз, полных нежности, тогда он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Возвращались обычно порознь, чтобы не давать пищу кривотолкам...

Когда возникала опасность войны, Спарта обретала некое подобие военного стана. Спартанским гражданам запрещалось уезжать из Лакедемона, а тем, кто уже уехал по своим делам к морскому побережью или в соседний город, посыльные доставляли приказ немедленно вернуться домой. Во всех пяти комах спартанской городской общины происходил общий сбор граждан, пригодных к военной службе. Каждая кома должна была выставить тысячу гоплитов, поэтому военачальники-лохаги во время сбора граждан в первую очередь смотрели, сколько воинов отсутствует в эномотиях по болезни или другим причинам. На их место тут же находили замену из вольноотпущенников и эфебов. Эномотархи проверяли доспехи и оружие у воинов своего подразделения.