Спасатель. Жди меня, и я вернусь
Шрифт:
Припасенный для очередного сокрушительного словесного залпа воздух вырвался на волю с печальным шипящим звуком.
– Простите? – снова растерявшись, произнес главврач. Судя по выражению лица, он начал подозревать, что спит и видит сон, состряпанный подсознанием по мотивам произведений Кафки. А может быть, подумалось Андрею, это не подозрение, а надежда?
– Ну как же! – с охотой пустился в объяснения развалившийся на стуле секретарши Моська. – Главврач пансионата «Старый бор» Варламов Семен Тихонович – это вы или не вы?
– Я, но…
– Какие
– Да какое преступление! – неожиданно успокоившись, вяло отмахнулся от его обвинений гражданин Варламов. – Единственное преступление, которое я хотя бы теоретически способен совершить при помощи компьютера, – это проломить им кому-нибудь череп. Надеюсь, наше законодательство не рассматривает это как незаконное получение доступа к чьим-то базам данных. Тем более что ничего подобного я, к счастью, не совершал.
Вместо того чтобы растеряться, как, скорее всего, поступил бы на его месте Андрей, Моська вскочил со стула и, резко подавшись к главврачу через стол, сунул почти ему в лицо фотографию.
– А кто? Может быть, он?
Примостившийся на стуле для посетителей в метре от стоящего посреди собственной приемной Варламова Андрей увидел, что на фотографии изображен бывший полковник Прохоров – заметно постаревший и без формы, но легкоузнаваемый.
– Он? – Теперь главврач выглядел искренне изумленным. – Но позвольте, он ведь умер! Впрочем, это произошло всего сутки назад, так что… Да нет, не может быть! У него не было доступа к компьютеру, если только он не обладал навыками профессионального взломщика.
– А у кого был доступ? – не давая ему опомниться и начать задавать встречные вопросы, продолжал напирать Моська.
– Ну, у кого… У меня, разумеется, у моего секретаря… Да вот и все, пожалуй. Но Вера Валентиновна просто не могла… Послушайте, да в чем, собственно, дело?!
– Вопросы здесь задаем мы, – мимоходом приплетя к процессу дознания Андрея, который за все это время не вымолвил ни словечка, окоротил его Моська. – Где вы находились вчера в период…
Он сделал паузу, выжидательно посмотрев на Липского.
– С двадцати до двадцати одного часа, – подсказал тот.
Главврач энергично пожал плечами, демонстрируя смесь показного возмущения и абсолютно искреннего, неподдельного облегчения.
– В дороге, – объявил он. – За рулем своей машины, по пути домой. Охранник, да и кто угодно из дежурившего вчера персонала, подтвердит, что я выехал за ворота не позднее половины восьмого. В пробках я не стоял – повезло, – и консьержка…
– Достаточно, – перебил его Моська. – Проверкой вашего алиби мы займемся позднее. Если это понадобится, – веско добавил он. – А ваш секретарь?
– Вера Валентиновна? Она бюллетенит уже вторую неделю. И потом, она пожилая приличная интеллигентная женщина, а не какой-нибудь хакер…
Он вдруг осекся, замерев с таким видом, словно в приемной мгновение назад
– Ну, ну? – поторопил его Моська, который, как и Андрей Липский, по достоинству оценил эту немую сцену и понял, что она означает.
– Скажите, а это действительно серьезно? – осторожно поинтересовался врач.
– Нет, – язвительно откликнулся Моська и, сунув в зубы сигарету, нахальнейшим образом закурил. – Мы сюда приехали шутки шутить. Колитесь, гражданин. То есть, я хотел сказать, будьте любезны сообщить нам, что вы знаете об этом деле.
Главврач с кислой миной покосился на него, явно оценив внезапно проснувшуюся в собеседнике вежливость по достоинству, и, сняв трубку внутреннего телефона, с тем же выражением лица распорядился:
– Найдите, пожалуйста, Евгения. Скажите, что я жду его в кабинете, и подчеркните, что дело крайне срочное.
– Звали, Семен Тихонович?
Парнишка был выше среднего роста, крепкий – не атлет, но и не классический компьютерный заморыш, напоминающий лохматую переваренную макаронину в очках, – русоволосый и сероглазый, с открытым, неглупым лицом. Вид у него был отнюдь не болезненный или не ухоженный – напротив, парень выглядел вполне здоровым, сытым (если на свете вообще бывают подростки, которые, будучи здоровыми, могут с чистой совестью сказать, что они сыты) и аккуратно одетым. Но вот сама одежда, хоть и была чистенькой и безупречно выглаженной, сидела на нем как на пугале – брюки коротки и заметно тесны, куртка, наоборот, мешковата, а свитер грубой ручной вязки выношен до последнего мыслимого предела и перештопан вдоль и поперек.
Первое впечатление от его внешности подтверждало то, что успел рассказать главврач, пока парня искали по территории пансионата. Шагнув через порог и увидев незнакомых людей, он заметно испугался и сделал шаг назад с явным и недвусмысленным намерением задать стрекача, что, в свою очередь, служило дополнительным подтверждением наличия у него определенных умственных способностей. Проверить, насколько быстро он умеет бегать, присутствующим, к счастью, не удалось: этому помешал Слон, который неожиданно для всех очутился за дверью, наглухо перекрыв мальцу путь к отступлению своей импозантной, непоколебимо массивной фигурой.
– Что же ты, Евгений? – с укоризной воззвал к нему главврач. – Ты же обещал не шалить!
Парень виновато понурился. Выражение лица у него при этом сделалось как у героя-партизана на допросе в гестапо: хрен вам, фашисты проклятые, не скажу, где наши, – и было отчего. Живое воображение журналиста Липского мигом дорисовало недостающие детали, тем более что для полноты картины не хватало всего ничего: решетки на окне да немецких мундиров – на Моське черного эсэсовского, а на Слоне серо-зеленого, с фельдфебельскими нашивками, с надвинутой до самых глаз стальной каской и тяжелой бляхой полевой жандармерии на груди.