Спасение челюскинцев
Шрифт:
И на аэродром потянулись люди: те, кто отъезжал, и все, кто еще не утратил веры в авиацию.
У сигнальной вышки взметнулся в небо столб сигнального дыма — это жгли в бочке тряпье, политое нефтью.
На пути отъезжающих возникло разводье, окруженное паром. Попробовали его обойти, но оно уходило в бесконечность.
И тут показался самолет.
И все забыли и о морозе и о полынье. Раздалось единодушное «Ура!», «Мы найдены, мы открыты!», «Слава русской авиации!».
Многие целовались, а кое-кто даже всплакнул от избытка чувств
Машинист Петя Петров устремился вперед через разводье и едва не утонул.
Когда его вытащили, он покрылся ледяным панцирем, но даже не обратил на это внимания.
— Надо делать ледяной мост! — крикнул капитан.
А из лагеря, с сигнальной вышки, в бинокль, была замечена трещина, и дежурный штурман немедленно отправил туда шлюпку-ледянку, мобилизовав всех свободных.
Эту шлюпку-ледянку доставили к трещине за двадцать пять минут.
Самолет прошелся над полосой, ушел на второй круг и, снова зайдя на посадку, аккуратно приземлился, что вызвало новую бурю восторгов.
Ляпидевский с типичным «летным» лицом, обмороженным и настеганным ветрами, показался челюскинцам солидным, пожилым мужчиной с седыми усами.
Из самолета спешно выгружали ломы, кирки, пешни, аккумуляторы для радиостанции и оленьи туши.
Пассажирки, одетые в неуклюжие малицы, были неспособны к самостоятельному движению, и их загружали в самолет, как кули.
— Ух, какие же вы все толстые! — сказал Ляпидевский.
Женщины запротестовали, объясняя разом, что они вовсе не толстые, а просто на них много одежды.
Самолет произвел взлет.
Ляпидевский подумал: «Странно, ведь в момент посадки я совсем забыл о собственном существовании. Меня как будто и не было. И я совсем не думал о торосах и о том, что полоса коротка. И пробег у меня получился немногим более трехсот метров. Впрочем, видимо, только в те моменты, когда мы полностью забываем себя, мы и делаем настоящее».
Ляпидевский был доволен, как произвел посадку и потом взлет.
«Этот полет, пожалуй, итог всех моих полетов», — подумал он.
«Полярное море, лагерь Шмидта. Сегодня, 5 марта, большая радость для лагеря челюскинцев и вместе с тем праздник советской авиации. Самолет АНТ-4 под руководством летчика Ляпидевского… благополучно доставил в Уэлен всех бывших на «Челюскине» женщин и детей. Самолет взял направление надо льдом и с поразительной уверенностью вышел прямо на аэродром. Посадка и подъем проделаны удивительно точно и с пробегом всего в 300 метров. Успех полета тов. Ляпидевского тем значительнее, что стоит почти 40-градусный мороз. Между лагерем и аэродромом образовалась большая полынья, так что для переправы пришлось три километра тащить из лагеря шлюпку через лед. Удачное начало спасательных операций еще более подняло дух челюскинцев, уверенных во внимании и заботе правительства и всей страны. Глубоко благодарны. Начальник экспедиции Шмидт».
…Уже в Уэлене Ляпидевский сказал бортмеханику
— Этак мы всех и вывезем. Надо ли сюда направлять другие самолеты? Как ты думаешь?'
— Конечно, вывезем. Но только при одном условии.
— Каком?
— Если моторы не откажут. И вот опять задуло.
— Это хорошо, что базу спасения перевели в Ванкарем, — сказал Ляпидевский. — Там всегда и погода лучше, и к лагерю ближе.
— Скорее бы утихало, и — в Ванкарем.
За окном мело. Ветер швырял в окошко пригоршни снега. Стекла наверняка бы выдавило, если б на них не нарос лед толщиной в два дюйма.
Утихло только 14 марта.
14 марта подготовились к вылету. Загрузили бочку с бензином, под плоскости навесили баллоны со сжатым воздухом и запасные лыжи.
И ушел самолет в марево морозного полдня в сторону мыса Сердце-Камень.
И исчез.
Снова задуло.
Безмолвный эфир был наполнен морзянками радистов.
«Тов. Ляпидевский вылетел 14 в 2 часа 34 мин. по моск. вр. из Уэлена в Ванкарем, но в Ванкарем не прибыл. Как сообщает тов. Петров, видимо, у тов. Ляпидевского произошла вынужденная посадка в районе мыса Сердце-Камень. Меры к розыску самолета приняты. Посланы нарты…»
«14 марта в 3 часа дня по моск. вр. тов. Ляпидевский, не долетев 30 км до мыса Сердце-Камень, повернул в тундру. 15 марта в 00 час. 10 мин. выехали на нартах на поиски Ляпидевского…»
Из американских газет:
«Гибель русского полярного героя Ляпидевского… Пропал во льдах во время второго полета…»
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ГРУППА Каманина находилась еще в море, когда поступило сообщение о том, что пилот Ляпидевский вывез всех женщин и детей на материк.
Кто-то высказался:
— Эдак он всех и вывезет, и мы явимся к шапочному разбору.
— У нас есть приказ, — сказал Каманин. — Может быть, и мы на что-нибудь сгодимся.
Военлеты стали расспрашивать Молокова, каков Ляпидевский. Но Василий Сергеевич только и сказал:
— Грамотный, думающий. Летал на дальневосточных трассах и все без летных происшествий.
В пути стало известно и о том, что Ляпидевский исчез.
— По-видимому, он произвел вынужденную посадку, — предположил Каманин, — из-за отказа матчасти.
— Хорошо, если так, — невесело улыбнулся Фарих. — Впрочем, и сидеть в тундре — тоже удовольствие ниже среднего. Сейчас самые сильные морозы. В тундре можно и остаться сидеть… вечно.
Каманин задумался.
«Чтобы летать, надо, пожалуй, очень верить в свою судьбу, — подумал он. — Вера в себя, видимо, и лежит в основе всех мужественных поступков».
Он вспомнил события сравнительно недавней гибели экспедиции Нобиле. И подумал об итальянских летчиках, которые не осмелились лететь спасать своих соотечественников: отсиживались на Шпицбергене, а погибли в Европе, на обратном пути.