Спасение Шарпа
Шрифт:
Он оставил лейтенанта выглядывать приближающегося врага, а сам вернулся проследить за солдатами, которые, выстроившись в цепочку, передавали из рук в руки мешки, содержимое которых высыпалось на склон холма. Мука рассеивалась, как пороховой дым, и тихо оседала сугробами глубиной почти до колена. Из дверей часовни выбрасывалось всё больше мешков. Шарп прикинул, что на всю работу уйдёт несколько часов, и приказал десяти стрелкам присоединиться к разгрузке, а десять красномундирников отправил в дозор под руководством Слингсби. Нельзя было допустить, чтобы в роте начались жалобы, будто стрелки отдыхали,
Когда принялись за последние мешки, подошёл Слингсби.
– Драгуны ушли, Шарп. – сообщил он. – Вероятно, увидели нас и уехали.
– Хорошо, – заставил себя вежливо ответить Шарп и пошёл к Харперу, который наблюдал за отъездом драгунов. – Они не захотели поиграть с нами, Пат?
– Значит, они поумнее, чем тот португальский приятель, – отозвался Харпер. – Вы задали ему взбучку, верно?
– Ублюдок хотел подкупить меня.
– Мир жесток, – заявил Харпер, вскидывая на плечо семистволку. – Мне вот взятку, пусть даже малюсенькую, предложить могут разве что во сне. Так что наши португальские приятели здесь делали?
– Ничего хорошего, Пат, – Шарп отряхнул руки и накинул куртку, всю перепачканную мукой. – Долбаный мистер Феррагус продавал муку засранцам-лягушатникам, а клятый португальский майор завяз в этих делах по самую задницу.
– Они вам это всё рассказали?
– Разумеется, нет, но как же иначе?! Господи! Да они подняли белый флаг, чтобы дать сигнал лягушатникам! Если бы мы не появились, они продали бы эту муку.
– Господь и его святые в своей мудрости уберегли нас от этого, – ухмыльнулся Харпер. – И всё же жаль, что драгуны не захотели поиграть.
– С чего бы это? Какого чёрта нам сдалась перестрелка с лягушатниками?
– Вы могли бы взять себе лошадь, сэр.
– И зачем мне эта долбаная скотина?
– Потому что мистер Слингсби обязательно получит лошадь. Он сам мне сказал об этом. Ему полковник пообещал.
– Это меня не касается, – буркнул Шарп, хотя сама мысль о лейтенанте Слингсби верхом на лошади взбесила его.
Хотел этого Шарп или нет, но лошадь была символом статуса. «Чёртов Слингсби!» - подумал он и, поглядев на опустившееся к вершинам холмов солнце, сказал:
– Пошли домой.
– Да, сэр, – отозвался Харпер.
Он теперь точно знал причину плохого настроения мистера Шарпа, но назвать её вслух не мог. Предполагалось, что все офицеры были собратьями по оружию, а не кровными врагами.
Они уходили в сумерках, оставляя за собой засыпанную мукой вершину холма и дым кострища. Впереди была британская армия, позади – вернувшиеся в Португалию французы.
Мисс Сара Фрай, которой ужасно не нравилась её фамилия, постучала рукой по столу:
– На английском языке. Скажите это по-английски.
Томас и Мария, восьми и семи лет, соответственно, скорчили недовольные рожицы, но послушно перешли с родного португальского на английский.
– «У Роберта обруч», - прочитал Томас. – Видите, обруч красный.
– Когда придут французы? – спросила Мария.
– Французы не
– Rouge, – ответила Мария по-французски. – А если французы не придут, почему мы грузим вещи в фургоны?
– Мы занимаемся французским по вторникам и четвергам, – Сара была настойчива. – А сегодня какой день?
– Среда, – ответил Томас.
– Продолжаем читать, – приказала Сара, а сама посмотрела через окно, как слуги укладывают в фургон мебель.
Французы наступали, всем приказали уехать из Коимбры на юг, к Лиссабону. Кто-то утверждал, что французское наступление – это всего лишь слухи, и отказывался уходить. Кто-то уже уехал. Она работала гувернанткой в доме Феррейра уже три месяца и, как теперь она понимала, совершила большую ошибку. Сара надеялась, что вторжение французов может помочь ей изменить эту ситуацию. Её размышления о своих неясных перспективах были прерваны хихиканьем Марии. Томас только что прочёл, что осёл был синим, а мисс Фрай была не настолько молода, чтобы терпеть подобную ерунду. Она постучала Томаса по макушке и требовательно вопросила:
– Какого цвета осёл?
– Коричневого, – ответил Томас.
– Верно, коричневого, – согласилась Сара и ещё раз постучала мальчика по макушке. – А вы кто?
– Тупица, – пробурчал Томас и тихо добавил. – Cadela.
По-португальски это означало «сука», а так как произнёс это Томас так, чтобы это слышали присутствовавшие в комнате, то был награждён вразумляющим подзатыльником
– Я терпеть не могу сквернословие, - сказала Сара сердито, добавляя ещё затрещину.
– И терпеть не могу грубость. Если вы не способны проявлять хорошие манеры, я попрошу отца наказать вас.
Упоминания о майоре Феррейра хватило, чтобы призвать детей к послушанию, и уныние воцарилось в классной комнате, когда Томас возобновил борьбу с английским текстом.
Для португальских детей дворянского происхождения было важно изучать английский и французский языки. Сару интересовало, почему они не изучали испанский, но, когда она задала этот вопрос майору, то была поражена выражением дикой ярости, отразившейся на его лице. Он ответил, что испанцы – ублюдки коз и обезьян, и его дети не будут засорять свой язык их языком дикарей. Поэтому Томаса и Марию учила английскому и французскому их гувернантка, двадцати двух лет, голубоглазая, светловолосая и чрезвычайно озабоченная перспективами своего будущего.
Ее отец умер, когда Саре было десять, мать скончалась год спустя, и Сару воспитывал дядя, который неохотно оплатил её обучение, но отказался выдать ей хоть какое-нибудь приданое, когда ей исполнилось восемнадцать. Лишившись возможности конкурировать с другими претендентками на рынке невест, она стала гувернанткой в семье английского дипломата, командированного в Лиссабон. Именно там супруга майора Феррейра встретила Сару и предложила удвоить её зарплату, если она согласится учить двоих её детей. «Я хочу придать нашим детям лоск» - заявила Беатрис Феррейра. Теперь Сара в Коимбре наводила лоск на детей и отсчитывала по громкому тиканью часов в зале, когда должна наступить очередь Марии читать отрывки из книги «Ранние радости детской души».