Спасённый

cocoartist

Ты позволила им недооценить тебя. Заставь их увидеть

Он снова был в отъезде, и она провела два дня, сидя в их квартире, думая о ее вариантах, ее гневе, холодном, бурном и опасном

Когда он вернулся домой, он взглянул на нее и сказал — Они…?

— Да, — сказала она, — Это моя кровь? Или я?

— Дело не в тебе. Не смеши. Ты знаешь почему

— Как ты узнал? Ты предупредил меня. Откуда ты знаешь?

— Я был в Слизерене, Гермиона. Они не стеснялись учить меня «правильному порядку» вещей еще

в начале, — его голос был горьким от ненависти, и она задавалась вопросом, что они могли сделать.

А потом, спустя несколько дней, она сказала Хорошо. Я готова. Поехали.

***

Они путешествовали, учились, изучали и продвигали границы. Постепенно он все больше и больше раздумывал о ней. Из его ранней жизни, отвратительной жестокости мальчиков из Слизерина, когда они думали, что он маглокровка, о том, как ему пришлось учиться намного быстрее, чем кто-либо другой, чтобы защитить себя, узнать, что он был Наследником Слизерина и комнаты великого змея, расположенной под Хогвартсом, забрать слизеринцев туда и взять их в полное подчинение.

Они стояли с зажатыми глазами, ощущая дыхание василиска на лице…

Он рассказал ей, как он ненавидел маглов и все, за что они стояли, верил в их недостойность, за исключением того, что она постоянно ошибалась в том, что смелые идиоты, такие как Нотт и Малфой, говорили за закрытыми дверями. Он сказал ей, шепча, когда они лежали с ветрами из пустыни, дующими над их голой кожей, как он ненавидел ее за это, и постепенно, в конце концов, вырос, чтобы восхищаться ею за это. За ее смелость в противостоянии миру, в который они оба были втянуты, невежественные и неизвестные.

Ты единственная мне равна, сказал он однажды. Я думал, что буду править один, но ты делаешь меня лучше. Ты логична в том, в чем я способен, вместе… вместе я искренне верю, что мы можем сделать что угодно.

И быть с ним, открытым для нее, было грубо и славно, и он был более, чем она когда — либо думала-более амбициозным и более талантливым и жаждущим, и она разорвала его, пока не осталось ничего, чтобы скрыть и —

И он сказал, Ты великолепна. Покажи мне еще раз.

И она была сметена величием его планов, о нем, о том, что они видели и узнали.

***

Он сказал, что Быть с тобой-единственное, что заставило меня почувствовать себя живым. Мы будем бессмертными.

И она засмеялась и процитировала, нет ли в раю изменения смерти? Спелые фрукты никогда не падают? И она сказала, я не хочу быть бессмертной — это мешает тебе жить

Они будут учиться и учиться, и однажды они вернутся, славные и могущественные, и никто не уволит ее. Больше никогда.

Ты любишь меня? Спросила она однажды, когда он почти спал.

Почти пробормотал он, и этого было достаточно.

***

Она научилась темной магии, а также свету; сила — это баланс, сказала она ему, когда он выглядел

удивленным. Но она никогда им не пользовалась. Она хотела быть готовой к этому.

(На всякий случай.)

И однажды, когда они сидели и пили кофе в Турции, он сказал, — Я убил своего отца и бабушку и дедушку.

— А твой дядя — в газетах?

— Я подставил его

Его лицо было закрытое и пустое, а она… она смотрела.

— Зачем? — спросила она, в конце концов

— Он заслужил это, он оставил мою мать, бросил меня, он был… не хорошим человеком.

Она кивнула

— Хорошо, я имею в виду. Это нехорошо, но… я не знаю. Не мог бы рассказать немного больше?

Она хотела оправдания

Она не уходила. [В любом случае, было слишком поздно. Она уже много лет трахается с убийцей. И она, вроде как, почти, поняла.]

И она не удивилась. Она всегда удивлялась его темноте, его сырой и безжалостной амбиции, льду его гнева, длине, которую он мог удержать предательством, прежде чем действовать на него.

***

Но когда он снова убил, она ушла.

Никакой артефакт не стоит чужой жизни. Это слишком далеко!

Разве мне недостаточно? Он закричал, лицо скрутило от ярости.

Почти, сказала она, но нет. Человек, которым ты мог быть — этого было бы достаточно. Тебе достаточно, но ты уже не ты.

========== IV.Зима ==========

Пять серых лет прошло без него. Он посылал ей вещи, не письма — маленькие артефакты из разных мест, и каждый раз она клала серебряную булавку на карту на ее стене. Он шел на север, медленно, но верно. Через Африку, в Южную Америку и из Северной Америки он перешел в Скандинавию.

Ей было интересно, что он найдет. Убил ли он снова? Но она знала, что его гнев рассеялся; она знала, когда маленький пучок сушеных трав сказал ей, что он был в Зимбабве с великим Н’энгой, о котором она слышала слухи. И лазурит, который сказал о Чили, кокаин (шутка, вероятно) из Боливии, перо из Амазонки, его маленькие послания, которые она хранила и старалась не плакать.

Он был почти идеален.

Больше никого не было. Конечно, она пыталась. Она встречалась и встречалась, пока это не казалось бессмысленным и бесполезным, и она ушла в работу.

Она не повторила ту же ошибку; кроткий маленький чиновник Министерства давно исчез. У Гринготтса не было таких предрассудков, как в Министерстве. Она начала там работать, быстро шагая по карьерной лестнице, создавая репутацию гламурной, много путешествущей, блестящей, пугающе эффективной.

(Просто пугающе, сказали некоторые).

Через пять лет он перестал посылать ей его следы. Ничего не было целый год.

Люди стали смотреть на нее по-другому. Они поднимали глаза, когда она входила в комнату, затыкались, когда она говорила на собраниях, специально просили о помощи.