Спаси и сохрани
Шрифт:
Вопрос был адресован Ване.
– Ну… смутно-приблизительно, – пожал плечами гость.
– Вопрос номер три, – продолжала Энжел. – Когда остаёшься дома один, ты
А) затеваешь уборку, чтобы родители пришли и сказали, какой ты молодец.
Б) врубаешь музыку на полную громкость и подпеваешь в расчёску, представляя, что это микрофон.
В) сразу же ложишься спать, ибо в тёмных углах квартиры прячутся монстры, но на спящих они не нападают.
Г)
– Да что это за чушь!? – не выдержал Ваня.
На этот раз внимательные глаза-буравчики юной ведьмы не стали сверлить в мальчике глубокую дыру, а лишь игриво пощекотали одежду. Как будто ей нравилось, что гость примерил на себя роль чайника – начал кипятиться.
– Это специальный психологический тест. «Насколько ты не такой как все?» Что-то вроде испытания. Должны же мы понимать, кого впускаем в свои ряды.
– А вы вообще кто?
– Мы – «Общество отверженных обществом»! – гордо изрёк Тёма.
Ваня пожевал новое название, да и выплюнул:
– Чёт, масло масляное какое-то это ваше общество.
– Щито поделать, все крутые названия уже застолбили, – вздохнула Энжел.
– Простые отверженные были у Гюго. Иные – в «Ночном дозоре». – Когда Тёма говорил о литературе, то всё время поправлял очки и делался важным. Как продавец, прикидывающий, можно ли продать книгу 18+ тому, кому только семнадцать лет и одиннадцать месяцев. – Изначально мы хотели назваться дивергентами, но теперь это слово тоже заняли.
– Диви… Кто? – не расслышал Ваня.
– Суслик, ты кино совсем не смотришь?
– Не называй меня так!
Одно дело – подлый Генка или помешанная на своём фейсе Ирочка, совсем другое – эта противная девчонка с синими волосами.
– Как прикажете, гражданин Сусликов. – Снова усмешка. – Сейчас во всех фильмах встречаются подростки – не такие как все. Окружающие не понимают и не принимают их. Поэтому те вынуждены объединяться в группы таких же изгоев, чтобы вместе противостоять буллингу со стороны социума.
– И что же в вас особенного? Угадываете вкус печенек по надписи на упаковке? Или заказываете роллы голосом президента, чтоб скидка была?
– Не, мы круче, – похвасталась девочка. – Тёмыч, например, матом не ругается. Прикинь? Вообще никогда.
– Родители говорят, что мат – это плохо. Типа у каждого человека есть запас энергетической силы, данной от природы, – пояснил Булочкин. – Хотя ты, наверное, не веришь во всякие чакры, экстрасенсов и биополе, да? Если что, сейчас это в тренде. В общем, ругательства – это всегда сильный эмоциональный выплеск, большая затрата энергии. И если часто ругаться, то весь запас из тебя выйдет и ты станешь совсем пустым, как стеклянная банка. Форма есть, а содержания нет.
«Глупость какая, – подумал Ваня и тут же сам себя одёрнул: – Но… до сегодняшнего дня я и привидений считал детскими сказками. А оно вон как обернулось».
– Я смотрю, предки тебе многое запрещают.
– Это да, – согласился Тёма. – Оберегают меня от «свинцовых мерзостей жизни». Ну, это они так говорят, хотя я встречал такую фразу у Горького. Роман «Детство», мы в этом году проходили. Вы тоже? Только не могу понять, почему мерзости именно свинцовые. Вроде не самый тяжёлый металл. Титан, например, гораздо
– У меня с литературой как-то не сложилось, – честно признался Ваня. – До сих пор в шоке от финала «Колобка».
– А я вот люблю читать. – Тёма мечтательно заулыбался. – Жаль, зрение плохое. Врачи говорят, что астигматизм, а родители считают, что это из-за книг.
– Сочувствую.
– А ещё… – Булочкин запнулся и опустил голову. Ваня заметил, что многие люди так делают, когда хотят в чём-то признаться – в чём-то очень личном, но не уверены до конца и отводят взгляд от собеседника. Душевные терзания разрешились древним и проверенным методом – мальчик порылся в карманах и нашёл конфету. Сладкое придало смелости. – А ещё… – зачавкал, – у меня нет друзей. Вернее, они есть, и во дворе, и в школе. Даже комплименты делают, говорят, я необычный. Девчонки называют няшем. Но никто не дружит со мной по-настоящему. У тебя был когда-нибудь настоящий друг? Как Ватсон у Шерлока или Горацио у Гамлета. Ах, да. Ты же не знаешь Шекспира… Или знаешь? У каждого есть кто-то, кто ближе и лучше, чем я, понимаешь? А вообще, когда я вырасту, то хочу быть театральным режиссёром. А ты кем хочешь стать?
– Не знаю, – соврал Ваня. – Мб буду стримить и жить на донаты.
– Какой-то вы не определившийся по жизни, товарищ Сусликидзе, – с нескрываемым разочарованием и как-то устало протянула Энжел. – Тринадцать лет, а никакой индивидуальности.
Вот это предъява!
– Во-первых, мне ещё только двенадцать с половиной, – начал Ваня. Что эта девочка, косящая не то под раннего Мерилина Мэнсона, не то под бродягу с вокзала, не то под обоих одновременно, о себе возомнила? Подослала Тёму, чтобы затащить на этот чердак, тесты устраивает, насмехается, всем недовольна. – Во-вторых…
– Ай, мелюзга, – махнула рукой Энжи. – Кажись, мы выявили вашу особенность, сэр Сусликофф. Вы самый младший в нашем отряде.
Такая себе особенность.
– Перестань меня перебивать! – не на шутку разозлился Ваня. – Во-вторых, во мне, наверное, мало индивидуальности, но вот в тебе её чересчур много!
– Пригвождена к позорному столбу. – Девочка самодовольно хмыкнула. – Но если серьёзно, я гармонично развитая личность. Так что имеешь полное право мне завидовать. Разрешаю.
– Чему завидовать? Ты в зеркало себя давно видела? Или вы, ведьмы, не отражаетесь? Ты красишь губы в чёрный цвет!
– Это мой стиль, детка.
– У тебя пирсинг в носу!
– И не только там.
– Тебя ненавидят одноклассники! Ты им подкидываешь им дохлых птиц!
– Если ты про тот случай, то это было всего лишь чучело из кабинета биологии. И вообще, это было давно и неправда. Просто хотелось проучить одну крайне мерзкую особу. Да, герр Суслиберг, на свете бывают особы ещё более отвратительные, чем я. К сожалению… Так что слухи о моих колдовских способностях сильно преувеличены. Единственный человек, на полном серьёзе принимающий меня за исчадие ада, это моя поехавшая бабка. Каждый год она сбагривает свою ненавистную внученьку в этот лагерь на целое лето – как говорится, от греха подальше. А тебя за что к нам сослали?