Спаси меня, мой талисман!
Шрифт:
– Надо твоему отцу весточку послать, что мы помирились, а то примчится зазря, – вспомнил мытник про старика.
– Не примчится, – женщина покачала головой. – Заккай был вчера утром у меня, винился, что обманул тебя, гонца к отцу не посылал.
– Не посылал? – неприятно поразился мытник. – Почему?
– Меня жалел. Сказал, что отныне у нас с тобой все должно быть хорошо, – жена виновато склонила голову. – Прости, я ничего не знала и даже не поняла, что он задумал. Только сегодня догадалась…
– Да, провели меня управляющий и рабыня. Я тоже хорош. Одного понять
– Что богатство, если любви нет, – печально отозвалась женщина. – Я тебя все равно любила бы, хоть добро всего света бросили бы к моим ногам. Ты обижал меня, а я верила, что Бог не допустит плохого, раскроет тебе глаза. Я преданно молилась, и Он помог мне…
Мытник изумленно посмотрел на жену. Она говорила то, о чем думал он сам: всесильный Бог уберег его от свершения роковой ошибки. Вот что значит принадлежать к народу, избранному Богом! А Заккай, хоть его имя означает праведный, чистый, но он – еврей новообращенный, поэтому нет у него ни стыда, ни совести, ни боязни Бога.
– Постой, – воскликнул мытник, вспомнив, – ведь Белава дочь здесь оставила. Что же она за мать такая? Родное дитя бросить!
– Что взять с рабыни-язычницы? – презрительно произнесла жена. – Нет для них ничего святого. Белава плодится как кошка, разве поймет она горе бесплодия?
На другой день в мытниковскую усадьбу явился Веселин. Мытник, еще не совсем отойдя от предательства рабыни, был в мрачном расположении духа, но старого знакомого встретил радушно. Усадил за стол под сенью деревьев, уставленный явствами, завел разговор о торговле, о тяжелой дороге и безжалостных кочевниках, нападающих на суда и мешающих торговле, ибо не каждый купец решится плыть, зная о такой напасти на реке. А это вредит Саркелу, живущему за счет рынка.
Веселин слушал рассеянно, часто вставлял слово невпопад и ничем не угощался. Наконец мытник понял, что купец пришел к нему не лясы точить, и насторожился.
Повисло тяжелое молчание. Веселин пришел в себя и решил, что пора вести разговор о главном.
– Слышал я, живет у тебя рабыня Белава из славян, – начал он.
– Жила, – поправил мытник.
– Как так? – не понял Веселин.
– Сбежала Белава вчера с управляющим моим. Стерва еще та оказалась. Всю зиму мне голову морочила, а сама за моей спиной со слугой моим цацкалась. И даже дочь свою оставила. Что за женщина, скажи мне?!
Мытник выговорился и замолчал. Молчал и Веселин, пришибленный услышанным. Он до ночи ждал, что Заккай выполнит обещание. Жихарь ходил на встречу с ним, но возвратился ни с чем.
Всю ночь промаялся Веселин, в конце концов понял, что не может больше терпеть и ждать, и решил сам явиться к мытнику, поговорить с ним по душам. Ну не зверь же он, неужели не поймет, что Белава – жена его и жизнь без нее кажется Веселину мрачной и безрадостной, как зимняя холодная ночь.
Страдание выразилось на лице купца, и мытник действительно все понял.
– Вижу я, неспроста ты о Белаве речь завел, – первым нарушил он молчание. – Неужели знал ты ее в родном
– Не только знал, – горестно вздохнул Веселин, – но и любил. Жена она моя, и дочь, рожденная в неволе, тоже моя.
– Вон что… – протянул мытник.
И снова оба замолчали, разглядывая друг друга. Мытник невольно отмечал стать купца, его привлекательность: высокий рост, мощную грудь, широкие плечи, крепкие ладони, умеющие не только монеты считать, но и держать оружие. Вон и меч сбоку прикреплен к кожаному поясу, и ясно, что не для красоты он повешен. Да, Белава только такого человека и могла полюбить. И Заккая, сильного, стройного, высокого, могла полюбить. Уж где ему, мытнику, тягаться с такими красавцами?
– Я дочь хочу выкупить, – произнес Веселин, вернув мытника к разговору.
Хозяин сморщился, и купец испугался, что он не отдаст дочь или заломит такую цену, что продай он и ладью – не расплатится. Но мытник вдруг вздохнул горестно и сказал:
– Я Белаву на свободу отпустил, а значит, и ребенок вольный. Можешь забирать. Хоть с отцом пусть живет счастливо, если мать ее бросила. Людмилой девочку зовут. Очень красивая, вся в мать. От сердца отрываю девочку. Уж больно она Белаву напоминает.
Мытник приказал принести Людмилу. Едва увидев дочь, Веселин понял его слова. Она действительно была очень похожа на Белаву. Девочке было чуть больше года, но уже чувствовалось, что она обещает быть такой же беловолосой красавицей, как ее мать.
Подхватив девочку на руки, Веселин, распрощался с гостеприимным хозяином и вышел за ворота усадьбы. Не прошел он и десяти шагов, как его окликнула из-за угла полная женщина – повариха Буда.
– Добрый молодец, не посчитай за труд выслушать недостойную тебя женщину. Подойди ко мне сам, а то я боюсь, что нас увидят посторонние люди.
Веселин подошел.
– Слышала я, ищешь ты Белаву. Мытник не все знает. Заккай один ушел в Итиль к деду своему. Он бы никогда не взял с собой рабыню, ведь дед его не выносит язычников, а Заккай хочет получить от него наследство.
– А ты откуда знаешь?
– Заккай обещал мне, как только дед умрет, подать весточку и деньги прислать, чтобы я к нему приехала. А Белаву он должен был купцу какому-то продать. Только мытник, понятное дело, про то не знает. Заккай не хотел, чтобы мытник с женой своей разводился, вот и велел мне сказать, что он с Белавой в Итиль ушел. А я сама его вчера провожала и за крепость выходила, а Белавы не видела. Только ты мытнику не сказывай об этом.
Веселин терпеливо выслушал Буду, заплатил ей за сведения (она сама, помявшись, попросила монетку) и, раздумывая об услышанном, побрел к своей ладье.
Сообщение поварихи казалось ему странным. Заккай должен был продать Белаву ему, Веселину. Но почему тогда управляющий не пришел на встречу с Жихарем? И куда делась Белава, если, по словам поварихи, Заккай не взял ее с собой в Итиль? Все было туманно, неясно.
Вспомнив, что рассказывал Жихарь о Буде, Веселин подумал, что ей вряд ли стоило верить. Эти бабы за монету наплетут такого, что голову потеряешь, продираясь сквозь их словесные дебри.