Спаси меня от холода ночи

Мон Кира

Ладно, в запасе еще три недели, чтобы взять себя в руки, и лучше бы мне не тратить время зря. В противном случае я выставлю себя на посмешище. Фергас вчера уже что-то заподозрил.

Еще сильнее вжимаюсь лицом в смятое постельное белье.

Ну, себе-то я могу признаться. Итак, со вчерашнего дня этот мужчина существует. Высокий, невероятно притягательный парень, к тому же внимательный и милый. И я, как дурочка, до безумия желаю, чтобы не было вчерашнего идиотского «Который час?». Чем бы все закончилось?

Поведал ли он об этом своей девушке?

Сердце бешено колотится, и ничего удивительного, что вскоре мне перестает

хватать воздуха.

А что рассказывать? Ведь абсолютно ничего не случилось. Кроме того, не исключено, что я просто себе нафантазировала, словно на несколько секунд… Да даже если бы и было что рассказывать, откуда мне знать, что Нилл из тех, кто обращает внимание на подобные моменты? Тут поцелуй, там интрижка на одну ночь… мало ли какие у него принципы в этом смысле? Вчера в него втрескалась половина паба. Насколько надо быть наивной, чтобы предположить, что такой, как Нилл Кеннан, во-первых, не привык к этому, а во-вторых, в зависимости от настроения намеренно не использует свое обаяние? И на пляже у него, видимо, было настроение. А я, сама не своя после разговора с Пиппой, выглядела легкой добычей. Так, стоп.

Еще раз пробегаюсь пальцами по экрану телефона и звоню сестре. Раздается пара гудков, прежде чем включается голосовая почта. Она уже в школе? Или еще дома?

– Пип, перезвони мне, когда прослушаешь сообщение, хорошо?

Скользнув взглядом по часам, кладу мобильник обратно на пол. Половина одиннадцатого. Без особого воодушевления выползаю из постели и плетусь в ванную. Может, стоит связаться с матерью Скарлет… но если Пиппа узнает, что я так поступила, то точно на меня обидится. Я бы в свое время тоже обиделась.

Скидываю футболку и нижнее белье и становлюсь под душ.

Когда-то я сама пыталась встать между родителями, пока моя маленькая сестричка, замирая от страха, старалась слиться с мебелью. Тогда я еще жила дома.

Дом. Как звучит это слово. От него веет теплом и безопасностью. Правда, все не всегда было так плохо. Навряд ли мне удалось бы вспомнить совершенно беззаботные времена, но в мой фотоальбом вклеены снимки, на которых лучезарно улыбающаяся я сижу у отца на плечах. Возможно, от этого он не выглядит необычайно счастливым, однако у него в глазах еще не появился тот холодный блеск, а на лице – презрение. Мама считает, что он изменился из-за постоянно нарастающего давления на работе, от которого никуда не мог деться, потому что обязан был содержать семью. Если она права, то мы более чем квиты – он заставил нас кровью заплатить за то, что по нашей вине оказался привязан к ненавистной работе.

С закрытыми глазами стою под струями льющейся мне на голову горячей воды. Хотелось бы перестать об этом думать, но это всегда один и тот же мучительный замкнутый круг. Но как иначе, я ведь понимаю, что для Пиппы еще ничего не закончилось? И для мамы, разумеется, тоже, причем в этот момент я в отчаянии вынуждена следить, чтобы мой гнев на нее не вышел из-под контроля.

Понимание. Вот чего мама всегда требовала от меня по отношению к отцу, который «слишком переживает, слишком много на себе тянет». Папа моей подружки тоже работал, однако, несмотря на это, с Ив не случалось такого, чтобы во время ужина его рука ни с того ни с сего взлетала вверх и с хлестким звуком ударяла маму по лицу.

«Переварено», – мог процедить при этом отец, или: «Жесткое, как конина».

Мы все знали, что крики и слезы только сильнее его разозлят, поэтому

раздавался хлопок, а после замолкало все, кроме разве что жужжания какой-нибудь заблудившейся мухи и скрипа трясущейся вилки по керамической тарелке.

На одно пугающее мгновение мне хочется стукнуться лбом о мокрый кафель, чтобы разбить вдребезги эти проклятые воспоминания, но затем я просто резко выключаю воду в душевой кабине.

Какое-то время спустя с тюрбаном из полотенца на голове я пью кофе на кухне. Телефон лежит рядом со мной, от Пиппы до сих пор никаких вестей. Отстраненно замечаю, что сегодня нужно будет сходить за покупками и уже давно стоило бы навести порядок в квартире. Быть может, позже я даже испеку шоколадный пирог. От яблочного, который стоит в холодильнике, уже почти ничего не осталось.

Однако, вместо того чтобы заняться делами, я обхватываю руками чашку и жду, жду неимоверно долго, пока смартфон все-таки не вибрирует и не высвечивает сообщение от Пиппы.

Все нормально, остаюсь у Скарлет,

мама в курсе. Позвони ей. Люблю тебя. Пиппа

Испустив протяжный вздох, отодвигаю от себя телефон. Вот теперь можно идти в магазин. Мне надо двигаться. А когда вернусь домой, сделаю еще одну чашку кофе и позвоню маме.

* * *

Снаружи меня встречает синее небо, и, несмотря на дующий с моря прохладный ветерок, я решаю не подниматься обратно за курткой. Сейчас около половины третьего. Как летит время, когда сидишь на кухне и ждешь, пока сестра подаст весточку. Я неторопливо пересекаю улицу и на пару минут облокачиваюсь бедрами о каменную стену. Море темно-зеленое, ближе к горизонту оно приобретает глубокий синий оттенок. Над головой слышны крики чаек, далеко-далеко эти элегантные авиаторы стремглав пикируют в волны.

Проведя пальцами по поросшей мхом шершавой поверхности стены, наконец отрываюсь от нее и иду вперед, сначала вдоль набережной, а потом сворачиваю направо к центру деревни. Улицы здесь в основном вымощены булыжником, а некоторые переулки настолько узкие, что, проходя по ним, можно касаться руками стоящих напротив зданий.

Жители Каслданнса гордятся своей деревенькой. Первым, что бросилось в глаза, когда Дин год назад привез меня сюда, оказалась расцветка домов. Винно-красный, небесно-голубой, песочно-желтый – даже в дождливые дни Каслданнс излучает безмятежное спокойствие. Окна с белыми решетчатыми переплетами и деревянные двери придают немногочисленным магазинчикам дружелюбный вид, и один только взгляд на них всякий раз повышает мое настроение. Конечно, в Каслданнсе нет многого, что в Талламоре казалось само собой разумеющимся. Нет кинотеатра, бутиков с одеждой и обувью, да даже магазина с электроникой или крупного супермаркета нет.

Зато есть продуктовый магазинчик рядом с пропитанной сигаретным дымом сувенирной лавкой Фергаса, а напротив притулился скромный рыбный магазин, вплотную прижавшись к владению Мими Фитцджеральд, где можно купить все мыслимые предметы повседневного обихода – от лески до табака и ежедневной газеты. Хозяйка в данный момент занята сортировкой журналов и машет мне, когда я прохожу мимо.

– Здравствуй, Сиенна.

Эта седая женщина в годах обожает броские цвета. Сегодня губы Мими накрашены розовой помадой, и ее цвет лишь на самую малость не сочетается с оранжевым платком, который она повязала на шею.