Спаси меня
Шрифт:
— Прыгай в вагон! — приказала Грейс дочери.
Второй полицейский выхватил дубинку, чтобы защитить коллегу. Джоди не могла сдвинуться с места.
— В вагон! — повторила Грейс, когда раздался сигнал, предупреждающий о том, что двери вот-вот закроются.
Первый удар дубинкой обрушился ей на голову, за ним второй. Прежде чем потерять сознание, Грейс показалось, что она увидела, как Джоди прыгнула в вагон. Поезд тронулся. Прижавшись лицом к стеклу, Джоди смотрела, как полицейские тащат ее мать по лестнице.
Шейк
— Шейк?
— Скажи, старик, как зовут женщину, о которой ты говорил?
— Грейс Костелло, — ответил Сэм. — Это тебе о чем-нибудь говорит?
— Нет, — соврал Шейк. — Извини, что побеспокоил.
Он поспешно повесил трубку, опасаясь, что друг станет его расспрашивать.
«Грейс Костелло», — повторил он про себя. Это было то самое имя, которое он был готов услышать. Но как это вообще может быть? Сердце его билось так, что отдавало в виски. Ему нужен был воздух. Пошатываясь, он спустился по лестнице и вышел на баскетбольную площадку.
«Грейс Костелло!» Может быть, все-таки нужно было предупредить Сэма? Он еще раз обдумал это, но так ни к чему и не пришел. Решив, что так тому и быть, он вошел в церковь и перекрестился. Все эти годы он, чтоб сохранить веру, убеждал себя в том, что существует Бог, который все понимает и всем сострадает. Но что на самом деле ему известно о природе Небес? Конечно, Бог, с которым он постоянно говорил, был милостив и щедр. Но существует ли этот Бог где-то еще, помимо его сознания?
Жюльет проснулась, наслаждаясь уютом, который так разительно отличался от бесприютности голых стен камеры, в которой она провела три дня. Она потянулась под одеялом, мягким и теплым, как перина, посмотрела одним глазом на будильник и тут же подскочила: уже половина девятого! А ведь иммиграционная служба вызывает ее к десяти. Чтобы продлить визу, нужно пройти медицинский осмотр и сделать прививки.
Жюльет выскочила из постели, вызвала такси и посмотрела расписание поездов. Еще можно успеть, но нужно торопиться. Жюльет собиралась в душ, когда увидела записку, которую оставил ей Сэм. Она прочитала ее. Потом перечитала еще раз и еще. Набросив на плечи одеяло, она вышла на пляж, навстречу океану, ветру, небу. Она с восторгом окунулась в совершенно новое ощущение счастья, прокручивая в голове события последних часов.
Воздух был ледяным, но она все равно несколько раз прошлась колесом по песку. Она чувствовала себя прекрасной и легкой. Жизнь была восхитительна.
Грейс открыла глаза. Она сидела на заднем сиденье полицейской машины, ее рука была прикована наручниками к дверце.
— Эй, вы что?! Я тоже полицейский! — крикнула она.
Один из полицейских, сидевших впереди, повернулся и мрачно посмотрел на нее. Он прижимал к носу окровавленный
— Парни, вы делаете большую глупость. Я детектив из тридцать шестого участка.
— Ага, — ответил тот, кто сидел за рулем. — А моя мамочка — Бритни Спирс.
— Посмотрите сами, документы во внутреннем кармане.
Для очистки совести полицейский с разбитым носом порылся в куртке Грейс и вытащил значок нью-йоркской полиции.
— Вот дерьмо! — выругался его напарник, тормозя. Он остановил машину на Лексингтон-авеню.
— Что это была за девушка? — спросил он.
— Мой осведомитель, — объяснила Грейс.
— Но она же украла у вас сумку!
— Это было разыграно, для отвода глаз.
— Разыграно?
— Слушайте, парни, даже не пытайтесь в это вникать. Хорошо?
— И зачем вам понадобилось так драться? Вы мне чуть нос не свернули!
Грейс пожала плечами.
— Нужно же было как-то исправить то, что вы натворили.
— Но мы выполняли свою работу! Согласитесь, вы вели себя неадекватно, — оправдывался один из полицейских, снимая с Грейс наручники.
— Ладно, ладно! Лучше помогите мне и подвезите.
— Куда?
— В больницу Святого Матфея, — ответила Грейс, растирая запястья.
Центр здоровья имени Джона Кеннеди находился в башне из стекла и металла на углу Парк-авеню и Пятьдесят второй улицы. Жюльет вбежала в здание. Она уже опаздывала на пятнадцать минут, но надеялась, что ее за это не отправят обратно в тюрьму.
«Хотя на этот счет никогда нельзя быть уверенным».
Дожидаясь лифта, она восхищенно оглядела холл. Его высокий потолок был выложен золотой византийской мозаикой. Вот за что Жюльет любила Нью-Йорк: даже если ты давно живешь тут, не бывает дня, чтобы ты не увидел вдруг что-нибудь новое и прекрасное. Жюльет поднялась на тридцать третий этаж, обещая себе, что, когда покончит с делами, обязательно вернется, чтобы как следует рассмотреть потолок в холле.
Она подошла к администратору и сказала, что ей назначена встреча. Ее попросили подождать, потом провели по коридору. Вокруг пахло больницей. Жюльет все еще витала в облаках, и даже холодный строгий интерьер медицинского центра не смог испортить ей настроение. Хотя она, конечно, предпочла бы сейчас оказаться в другом месте.
«Если хочешь быть здоров, меньше слушай докторов», — говорила ее прабабушка, которая бодро пересекла девяностопятилетний рубеж, и до сих пор Жюльет всегда старалась следовать ее совету.
— Мадемуазель Бомон? — спросил человек в белом халате.
— Да.
— Я доктор Голдвин. Начнем, если вы не против.
Жюльет вошла вслед за ним в длинный неуютный кабинет. Начался быстрый медицинский осмотр. Жюльет сделали прививки, взяли кровь на анализ. Она ответила на несколько вопросов о перенесенных заболеваниях, о наследственности.
Затем врач начал прослушивать ее легкие. Чтобы разрядить обстановку, Жюльет пошутила:
— Доктор, никакого рака, пожалуйста! Мне некогда, я влюблена.