Спасибо, мама, что ты есть
Шрифт:
Материнская любовь заставляет мать постоянно ходить по лезвию ножа, отрекаясь от крыльев.
Приятные стороны материнства никогда нельзя осознать полностью, пока дети не улягутся спать.
Любовность и материнство почти исключают друг друга. Настоящее материнство – мужественно.
Ночами, только ночами я испытывала счастье материнства. Укроешь, подоткнешь, встанешь на колени… Им не нужна была моя любовь. Вернее, без меня бы они сдохли, но при этом лично я им мешала. Парадокс!
Материнство… выше любви.
У женщин материнство в крови.
Чувство материнства есть живой аскетизм.
Чувство материнства лишено практицизма пользы и непользы, расчета простоты и сложности, как всякое, впрочем, высокое чувство. Не «легко», не «просто» – слова эти не подходят в суждениях на такую тему. Есть или нет – и все. Есть или нет это чувство, которое начисто лишено всякой страховки, оглядки, расчета. Коли женщина решила стать матерью, хоть и не своего ребенка, материнский инстинкт в ней точно тот же, если бы она приняла решение этого ребенка родить сама. И уж коли решила, то разве думает кто-то: трудно тебе или легко, просто или сложно? Появилось дитя, и все этим сказано, – и радость, и приговор тут, в желании и решении, сразу заключены.
У материнства есть очень гуманизирующий эффект. Все сокращается до необходимого.
Самая большая ценность в жизни – материнство, и оно при этом – великая жертва. Если материнство – воплощенная Жертва, тогда удел дочери – олицетворять Вину, которую никогда нельзя искупить.
Материнство – великое, святое назначение, но величие и святость его заключены именно в том тайном самоотречении и самоубийстве организма, которое оно мистически подразумевает. Как можно говорить о «гармонии силы», приобретаемой чрез деторождение, когда любой учебник физиологии объяснит вам, что роды – роковые вехи последовательного увядания женщины, начиная именно с ее интеллекта? Как можно воспевать политическое «богатство опыта», получаемое в браке, как некую политическую силу, когда этот опыт – опыт Наташи Ростовой – заключен в детской, в спальне, в кухне и в мужнином кабинете?
Материнство – это осень женского века, или, по крайней мере, его серьезное лето.
Принято считать, что материнство – счастье. Счастье – когда есть деньги, есть помощники. Когда есть все, и ребенок – ко всему. А когда нет ничего, сплошные нагрузки, то ты уже не человек, а лошадь под дождем.
Кобыла, имеющая жеребенка, домой спешит.
Рана, нанесенная материнскому сердцу, была слишком глубока и неизлечима. Несколько дней я могла только плакать; затем началась нервическая лихорадка. Я сравнивала поведение моего мужа относительно меня с женитьбой моего сына и тем более сокрушалась, что за все мои пожертвования ради детей, за неусыпные заботы о воспитании сына я по крайней мере заслуживала от него того же уважения, каким его отец почитал в подобном случае свою мать.
Сердце матери не наделено гордыней, оно просто болит… И к нему надо прислушиваться.
Огонь и в словах горской пословицы, и в слезе горянки. На конце винтовочного ствола и на лезвии кинжала, выхватываемого из ножен. Но самый добрый и самый теплый огонь – в сердце матери и в очаге каждой сакли.
Никто не способен перекричать материнское сердце.
Материнское сердце чаще бьется.
Сколько бы матери ни было лет, она не перестанет высматривать у своих тридцати-сорокалетних детей признаки перемен к лучшему.
Сердце матери имеет свою память, и оно ничего никогда не забывает.
Для матери ребенок до ста лет детенок.
Не то тревожит мать, что знают молодые девушки, а то, откуда они это узнали.
Мать считает каждый день учебы сына, потому что каждый такой день – это ее жертва.
Материнское сердце – пропуск в любой кабинет.
Терпение матери похоже на тюбик зубной пасты – оно никогда не заканчивается полностью.
Лавры не лечат сердца матери…
– Да ведь она у меня единственная. Сердце матери… сами понимаете!
– Да! Сердце матери – это корень зла!.. Воспитатель, если он желает счастья детям, должен воспитывать их не для счастья, а готовить к труду жизни.