Спаситель и сын. Сезон 3
Шрифт:
Нет и нет, ни единого попадания. Ни малейшего признака биполярного аффективного расстройства, а между тем среди детей сейчас свирепствовала эпидемия БАР второго типа. Доктор Спесивье постукивала ручкой по столу и наконец раздраженно сказала:
– Ну да, школьная фобия, теперь это модно! Тогда вам к психотерапевту. Могу рекомендовать хорошего специалиста.
Элла с победной улыбкой посмотрела на мать, а та промямлила:
– Да-да, конечно, раз вы считаете, что этого достаточно.
Вечером в спальне месье Кюипенс припомнил, что посылал дочь к психиатру.
– Так что тебе сказала врач?
– Ничего особенного.
– И никаких лекарств не выписала?
– От этого нет лекарств.
– Черт знает что! Если ты плохо спишь, есть снотворные. Захандришь – вот тебе транквилизаторы. Любимую собаку потерял – пей антидепрессанты. А тут? Ничего!
Его трясло от негодования, он покрылся испариной, щеки стали лиловыми. Виржини уже готова была взять подушку, но ей необходимо было поделиться смутной тревогой, которая ее мучила, – раз больше не с кем, то хотя бы с мужем.
– Тебе не кажется, что Элла очень изменилась?
– В каком смысле?
– Вернее, наоборот, не меняется?
– Что за чушь?
– Она… не становится девушкой. Как Жад в ее возрасте.
– Подумаешь! Хватит того, что Жад уйму денег переводит на косметику!
Виржини вздохнула. Муж ничего не видит и не понимает. Да она и сама себя не очень понимала. В ней поселилось какое-то беспокойство с тех пор, как она увидела Эллу будто со стороны, глазами докторши, принявшей ее дочь за мальчика. Погасив свет, она продолжала рассуждать в темноте, скорее для самой себя, чем для мужа:
– Бывает, конечно, позднее созревание. У моей бабушки месячные начались в семнадцать лет. Но тогда было другое время. И потом, у Эллы месячные раз или два уже были, и вдруг прекра…
– Хватит! Я хочу спать, – оборвал ее муж, которого коробили такие интимные подробности.
Но все-таки он понял, что сказала жена. Элла не женственная. Ну и что? Тоже мне беда! Он давно заметил: Элла, даже маленькая, гоняла мяч, как мальчишка. Надо было ее на футбол записать.
А Элла лежала в постели у себя в комнате за стеной, в футболке не по росту, доходившей ей до колен, и в наушниках и слушала песню Милен Фармер, которую давно знала наизусть.
Надо выбирать,Раз ты хочешь знать,Я должна сказатьРаз и навсегда…Да, я парень, да!А какое тело —Никому нет дела.Раз и навсегда,Да, я парень, да!Напевая, она приложила руку к тому месту, где у нее под футболкой… не было пениса. «Я хамелеон, не она, а он; кавалер д’Эон». Весь смысл песенки дошел до нее только что. По виску скатилась слеза. Она все больше убеждалась: она НЕНОРМАЛЬНАЯ. Внезапно ей захотелось включить телефон и посмотреть, угомонились ли ее одноклассники. 454! У нее накопилось 454 сообщения. Она прочла одно.
– Спаситель… – прошептала она.
В дверь постучали – на секунду Элла подумала, что сейчас войдет ее психолог. Но вошла Жад. Элла привстала ей навстречу.
– Что с тобой?
– Не со мной, а с тобой! – ответила старшая сестра. – Что это за история с фоткой?
Элла могла бы прикинуться, что не понимает, о чем речь, могла притворно потерять сознание, как уже делала не раз, когда пыталась убежать от себя. Но в ней заговорило то, что называется отвагой отчаяния.
– Откуда ты знаешь? – спросила она твердым голосом.
– От Эдме.
Эдме, их дальняя родственница, была знакома по Фейсбуку с Мелани, девчонкой из ее класса. Значит, сплетня ходила уже не только по лицею, она расползлась по городу. Того гляди, на весь мир расползется. Теперь бессмысленно переходить в другую школу в надежде убежать от мучителей – фотография появится там прежде, чем Элла переступит порог. Выхода не было.
– Расскажешь маме?
– Зачем? Родители и без меня всё узнают. Похоже, ты заигралась, только не понимаю во что. Тебе в самом деле надо лечиться.
Сквозь наигранный тон заботливой старшей сестры прорывались ехидные нотки. Жад – любимица папы с мамой, отличница, недавно у нее завелся мальчик, и все равно она ревновала к младшей сестре. Элла это чувствовала и повела себя так, как ни за что не сумела бы, не работай она с психологом.
– Спасибо, что предупредила, – сказала она, сделав вид, что наивно поверила, будто сестра на ее стороне.
– Лучше тебе самой признаться.
– Да в чем?
Она не совершила никакого преступления, никому не сделала ничего плохого. Сестру и девчонок-сверстниц злила сама ее сущность. Эту сущность они хотели уничтожить.
– В чем признаться? – переспросила она.
Но Жад вместо ответа вышла из комнаты.
У Спасителя были свои любимые пациенты. Понедельник – день Эллы, по вторникам с некоторых пор приходил шестнадцатилетний Самюэль. Он успешно учился в предпоследнем классе школы и был единственным сыном матери-одиночки, мадам Каэн. Она и заставила сына обратиться к психологу, потому что он был с ней груб и даже поднимал на нее руку. Потом мать решила прервать терапию, Самюэль больше не приходил к Спасителю, и поэтому на 9:45 он записал новую пациентку, четырехлетнюю Майлис, которая, по словам матери, чуть что не по ней, принималась биться головой об стену.
– Мадам Фукар?
Молодая женщина, просматривавшая что-то в смартфоне, не сразу оторвалась от экрана. У ее ног, посередине приемной, сидела на полу девчушка и держала на весу за шнурок свою кроссовку, как дохлого зверька.
– Мадам Фукар? – повторил психолог.
– Да. Это я… Мне должны позвонить.
И действительно, телефон у нее в руке завибрировал, она вскочила, ринулась было к двери, потом отошла к окну и повернулась к Спасителю спиной.
– Ты в своем уме?! СРОЧНОЕ письмо, а ты тянул с ответом два часа! – распекала она какого-то стажера. – Это невежливо! Если бы все так грубили… – И т. д.