Спаситель мира
Шрифт:
В прихожей он скинул с себя пальто, буркнул супруге, что ужинать не станет, и, не снимая костюма и башмаков с калошами, повалился на диван в своем кабинете. Как Алиса Николасвна расшнуровывала ему шнурки и стягивала ботинки, Стерн уже не слышал. Он крепко спал.
Соболева и Крестовского привезли на допрос после обеда. Первым Синицын решил допросить долговязого блондина, надеясь распотрошить его быстро. В переулке он его хорошо разглядел,
— Садитесь, гражданин Крестовский. Предупреждаю, что наша беседа записывается на кассету.
Блондин уселся на стул и вместо ответа растянул свои тонкие губы в идиотскую улыбку.
— Вам, я вижу, весело? Я бы на вашем месте не улыбался. Вы проходите по делу как соучастник покушения на должностное лицо. Единственно, что вас должно радовать, это моя персона. Да, именно моя персона, — отвечая на немой вопрос парня, пояснил Синицын. — Если бы я не выжил, вы имели бы совсем другую статью.
— И Синицын включил магнитофон. —Ваше имя, фамилия, год и место рождения? Да перестаньте вы, наконец, лыбиться!
— Меня зовут Борисом Аркадьевичем Крестовским, родился я двадцать девятого марта одна тысяча девятьсот восемьдесят пятого года в Москве. А улыбка при первом знакомстве с незнакомым человеком, простите за невольный каламбур, необходима, как показатель доброжелательности и открытости собеседника. Так пишет во второй главе своей Книги великий Стерн.
— Вы и ножичек в бок мне втыкали с улыбкой?
— А ножичка я вам никуда не втыкал.
— Не важно, держали ли вы клинок в своих руках или помогали преступнику иначе. У вас найдены вещи потерпевшего, что является неоспоримым доказательством вашей вины.
— Ну зачем вы так говорите, гражданин следователь? Тетрадку и пасквиль на нашего Учителя я нашел в метро, по дороге домой, случайно. Прочитал на листках святое для меня имя Святослава Альфредовича и взял, чтобы эта скверна не попала к людям.
— И следили за мной тоже случайно?
— Я за вами никогда не следил. Это вам показалось.
— И с Павлом Соболевым вы тоже, конечно, не знакомы?
— С Пашей мы учимся в одной гимназии, мы с ним братья по великой цели. Но вне стен альма матер не встречаемся.
Синицын поставил в тетрадке галочку. В деле имелась запись беседы Лебедева с родителями парня. Те не скрывали, что их сын дружил с Соболевым и тот часто бывал у них дома.
— Вот вы, Борис, тут высказались, что с Павлом Соболевым вы братья по так называемой великой цели. Вас не смущает, что Павел ради этой «великой цели» пошел на преступление? Его подозревают не только в нападении на следователя, но и в убийствах писателя Каребина и издательницы Рачевской.
— Я ничего не знаю об
— А откуда вам, подозреваемый, известно об этом?
— О чем — об этом?
— О том, что Каребин и Рачевская хотели, по вашим словам, опорочить «великого» Стерна? Может быть, из уст вашего директора, господина Абакина?
— Не трогайте нашего Отца! Это святой человек. Он несет в мир свет Стерна!
— Как приятно видеть вас без улыбочки. Вам, Крестовский, улыбка не идет.
Без нее вы куда привлекательнее. А насчет Абакина у меня мнение другое. Разве вы не знаете, что ваш «отец» два раза сидел за мошенничество? Он не святой человек, а обыкновенный рецидивист.
— Ложь! Василий Николасвич живет с улыбкой великого Стерна. А великий Стерн писал, что открытая улыбка не может скрывать тьму. Открытая улыбка — это вестник будущего света из космоса.
— Ну, вестник так вестник. Вернемся к нашим баранам. Откуда вам известно, что писатель Каребин и генеральный директор «Издательского дома» Рачевская хотели опорочить Стерна?
— Я этого не говорил.
Синицын молча остановил магнитофон и нашел нужное место. «Эти люди хотели опорочить Великого Стерна, и мне их не жаль», — повторила машина.
— Я же нашел в метро листки гадкой книги…
— Зачем вы врете, Крестовский? На листках, которые вы якобы нашли, только вторая часть романа, и фамилии писателя там нет. Первую, где автор указан, вы сперли у меня в электричке. Но вы же за мной не следили? Так откуда вам известно имя писателя, а тем более Рачевской?
— Мне сказал Паша.
— Вот это другой разговор. Будете отвечать честно, заработаете очки для суда.
— Буду отвечать честно. Можно я достану из кармана платок?
— Достаньте и высморкайтесь. Вас тут не бьют, чего плачете?
— Это нервы.
— А вы улыбайтесь. Так написано во второй главе книги «великого Стерна».
Следить за мной вам и Павлу поручил Абакин?
— Да, Василий Николасвич. Он не мог допустить выхода этой гадкой книги. Мы взялись добыть дискету и текст.
— И прирезать меня тоже он поручил?
— Нет. Паша решил добыть роман любой ценой. Он вас ненавидит. Мне много дадут?
— Срок определяет суд. Если удастся доказать ваше участие в обоих убийствах, мало не покажется.
— Мы никого не убивали. И Паша тоже.
— Разберемся. Откуда Абакин узнал о готовящейся публикации романа?
— Не знаю. У Отца в директорском столе лежит пьеса Каребина. На титуле написано, что пьеса — инсценировка романа. Больше мне ничего не известно.