Спаситель океана, или Повесть о странствующем слесаре
Шрифт:
Игрушки окружили уродца, осыпая его возгласами восхищения:
— Ой, какой ты веселый, Отважун!
— Какой ты добрый!
— Ты и в самом деле смелый, Отважун!
А уродец осматривал свой пострадавший костюм и расстроенно приговаривал:
— Ах, мой бедный костюмчик! Теперь я и вовсе буду смешным. Ах, мой костюмчик!
К нему подошла стюардесса, взяла его за руку и ласково сказала:
— Не расстраивайся, Отважун! Ты
— Это почему же не понимают? — обиделся медведь. — Мы прекрасно все понимаем. Он веселый — раз. — И медведь за неимением собственных пальцев осторожно загнул палец на руке у Кати. — Он добрый — два! И три — смелый! А веселыми, добрыми и смелыми могут быть только красивые. Значит, Отважун — истинный красавец! — закончил он неуверенно.
Игрушки закивали, подтверждая его слова, но по виду их можно было понять, что они запутались тоже.
Только один марсианин не принимал никакого участия в чествовании героя. Он, надувшись, стоял поодаль, чуть ли не у моей ноги, и бормотал сердито:
— Я вижу, стюардесса совсем влюбилась в этого уродца. Но все равно он не получит ее. Она должна стать моей женой, потому что я — марсианин! И мне даже отведено место на витрине!
Я сразу понял, ребята, что в магазине игрушек назревают грозные события.
Но к этому времени ремонт подошел к концу, и первым среди игрушек спохватился боцман. Он посвистел в свою дудку и крикнул:
— Внимание, сейчас слесарь придет в себя! Все по местам!
Тотчас игрушки-ветераны разбежались по своим полкам, а новички пожарники попрыгали в свои коробки. Посреди магазина остались стюардесса и уродец. Они стояли, взявшись за руки. У них не хватало сил расстаться.
А мне предстояло сделать последний оборот гаечного ключа. Я помедлил, предупредительно кашлянул.
— Мне пора, и тебе тоже, — сказала стюардесса со вздохом и отняла свою руку.
— Не бойся, не уходи. В случае чего я тебя защищу, — сказал Отважун.
К нему вернулась его прежняя самоуверенность.
— Я никого не боюсь. Не забывай, что мы — стюардессы — летаем на самолетах, — возразила девушка, рассмеявшись. — Просто нас не должны видеть люди, когда мы живые.
— Почему мы должны это скрывать? Объясни. Я ведь только что родился на фабрике и еще не знаю правил, — сказал уродец.
— Если люди узнают, что мы живые, они будут стесняться с нами играть. И останутся без игрушек, — пояснила стюардесса.
Я кашлянул в последний раз и взялся за ключ. Стюардесса поцеловала уродца в лоб и побежала к своей полке. На полпути она остановилась и спросила:
— Отважун! Если со мной что-нибудь случится, ты найдешь меня?
— Ты же знаешь, мне все нипочем. Если тебя продадут или просто похитят, я переверну весь город! — крикнул уродец.
Ох и потрепал он мои нервы! Мое время уже истекло, а он шел не спеша, с достоинством, бросая по сторонам вызывающие взгляды. Наконец он добрался до места, где лежал новый товар, и предводитель пожарников помог ему влезть в свою коробку.
Я довернул гайку до последнего оборота и выпрямился. В магазине стояла тишина.
Я не выдержал, зашел за прилавок и бережно взял в руки стюардессу. Она и сейчас была строга и красива. И элегантна, как положено стюардессе. Только вот пилотка ее слегка сбилась к темени. Девушка еле успела на место, а на то, чтобы поправить головной убор, у нее уже не хватило времени.
Я сдвинул пилотку так, чтобы она сидела как положено на белокурой головке стюардессы, и тут мне показалось, будто в застывших глазах куклы что-то мелькнуло. Я подождал, но лицо ее оставалось по-прежнему неподвижным.
Я вернул куклу на полку, собрал инструменты и вышел из торгового зала.
Сторож дремал в кабинете директора, сидя в кресле за письменным столом. Перед ним лежал не кто иной, как игрушечный марсианин. Он, наверное, выскользнул из зала во время суеты, в тот момент, когда боцман поднял тревогу и игрушки все разом бросились по своим местам.
«Странно, — подумал я. — Какое отношение к сторожу имеет этот игрушечный негодник?» Сторож почувствовал мое присутствие и открыл глаза.
— Сейчас, сейчас, — сказал он, поднимаясь. Его взгляд упал на игрушку. Сторож потер лоб, стараясь что-то вспомнить, потом пожал плечами, вышел со мной в коридор и открыл дверь служебного хода.
— Это вы, значит, у нас работали? — сказал сторож. — А я вас сразу и не признал. Память совсем никудышная стала. Если не запишу, ни за что не запомню.
Я тоже узнал его. Он жил где-то по соседству со мной и каждое утро гулял по улице с маленькой внучкой. Девочка то и дело капризничала, кричала на всю улицу:
— Дедушка, хочу новую куклу! Новую куклу!
— Но у тебя и так много кукол. Куда тебе еще! — говорил ей старик.
— А я хочу самую добрую куклу! Купи мне куклу, и все! — не унималась девочка и топала ножками.
Тогда дед, стыдясь, уводил внучку с улицы, а она упиралась, висла на его руке и кричала:
— Куклу! Куклу! Куклу!
— Вот, например, подремал только что, — продолжал сторож, — подремал, значит, открыл глаза, а передо мной на столе кукла. Когда я взял ее, убей, не скажу. А ведь не простая кукла — стоит на витрине, — сказал он, оправдываясь.
«А не ловкий ли это ход? — пронеслось в моей голове. — Он понял, что я уже видел марсианина у него на столе, и теперь пытается свалить все на свою плохую память».
Я пристально взглянул на его морщинистое бородатое лицо, но оно излучало такое добродушие, что мне ничего не оставалось, как только отбросить даже малейшее предположение о его сговоре с марсианином.
И все же, вернувшись домой, я не мог отделаться от уверенности в том, что славным куклам — стюардессе и уродцу — угрожает опасность. Марсианин зачем-то проник на стол директора. Неужто он начал приводить в действие свою угрозу? Эта мысль тревожила меня весь следующий день, и к вечеру в моей душе родилось твердое решение отправиться в магазин и предупредить уродца.