Спаситель океана, или Повесть о странствующем слесаре
Шрифт:
Пока он прикидывал, как с нами поступить, мы молчали, чувствуя свою вину и понимая, что сопротивляться не имеем никакого права.
И вдруг Яша, болтавшийся где-то рядом со мной, вздохнул и сказал:
— Оладушкин, не стесняйся! Наказывай нас! Мы не обидимся на тебя. Ты ведь борешься за правое дело!
Услышав из уст пленника такую необычную речь, Оладушкин поставил нас на ноги, изумленно спросил:
— А что же вы тогда, если знаете? Я-то что, я ведь раньше был темный человек, не понимал, что благородно, а что не благородно.
Можно было все свалить на нового жильца, но, наверное, это было бы не совсем справедливо. Тут и наша была вина. Мы ведь даже не подняли восстания против тирана. Так что уж лучше было промолчать. И мы промолчали.
— Впрочем, я все понимаю, — сказал Оладушкин. — Вот кто виноват во всем! Этот кровавый диктатор! Этот истребитель мирных индейцев! — И он направился к сараю.
— Мама! — завопил Вениамин и полез на гребень крыши.
Будто услышав его призыв, в соседский двор вбежали Зоя и Базиль Тихонович.
— Оладушкин, ты опять за свое? — крикнул слесарь.
— Да я только хотел попугать, — смутился Оладушкин и отошел от сарая.
— Зачем? Он же сдался и так. Надо быть великодушным, Оладушкин, великодушным. — Слесарь покачал головой и спросил Вениамина: — Ты ведь точно сдался?
— А как же, на милость победителя! — охотно откликнулся Великий Реалист.
— Тогда слезай, — сказал Базиль Тихонович. Вениамин побоялся, что слесарь вдруг передумает и лишит своей защиты, и мигом очутился на земле.
— А теперь ступай домой, завоеватель несчастный, — сказал ему слесарь.
Но Великий Реалист уже понял, что гроза миновала, что теперь никто его не тронет и пальцем, и, вместо того чтобы поблагодарить Базиля Тихоновича за помощь, вдруг запетушился, начал на него наседать.
— А чего оскорбляете? Чего оскорбляете? — закричал он на слесаря. — Думаете, спасли, и все? А я человек гордый и не прощаю тех, кто меня спасал! Поняли? — И он удалился, засунув руки в карманы, чтобы видели все, какой он гордый и независимый человек. И я понял, что теперь у Базиля Тихоновича появился непримиримый и коварный враг.
— А знаете, кто он на самом деле? — спросил Базиль Тихонович, задумчиво глядя вслед Вениамину.
— Нет, — ответили мы дружно.
— Это молодой Рошфор!
— Какой же он Рошфор! Рошфор был благородным человеком. С ним даже подружился д'Артаньян! — возразил Феликс.
— Все правильно, — кивнул Базиль Тихонович. — Но это будет уже потом. Он еще станет лучше. Жизнь его научит многому. Учтите, нет неисправимых людей. В каждом человеке много хорошего. Только он иногда не знает этого сам.
— Кто бы мог подумать, что с нами разговаривал сам Рошфор! — сказал восторженно Яша.
А Базиль Тихонович вдруг на что-то отважился, и мы услышали из его уст поразительную вещь.
— Ребята, вы небось думаете, будто наш дом населяют рядовые, обычные люди, — сказал
— Истопник, кто же еще? — сказал Яша с недоумением.
— Верно. Но не только истопник. Это Жан Вальжан! Помните книгу «Отверженные»? Так это написано про него.
Базиль Тихонович обвел наши лица торжествующим взглядом. Он наслаждался впечатлением, которое произвели на нас его слова.
— А ты, Зоя, даже не подозреваешь, что твоя мама еще и Элли, — продолжал слесарь. — Ты читала книжку про Волшебника Изумрудного города?
— Читала, — сказала потрясенная Зоя, а ее, как вы заметили, удивить не очень легко.
Загадочные люди эти взрослые, подумал я. От них только и жди сюрприза. С одной стороны, можно подумать, что они и часа не могут прожить без ванной и крана, из которого не капает вода. И вдруг те же самые взрослые летят в Антарктиду и карабкаются на вершины гор — словом, охотно забираются в такие места, где нет никаких удобств. Где даже нельзя вымыть руки перед едой, а ведь это самое любимое занятие взрослых.
Вот и Зоина мать — гроза всех ребят, оказывается, временами тайком от нас путешествует по волшебным странам.
— А твоя бабушка, Вася… — услышал я, и сердце мое бешено заколотилось.
Неужели моя бабушка не просто бабушка, а кто-то еще?
— А твоя бабушка, Вася, это Миронова Маша. Про нее еще Пушкин рассказывал в «Капитанской дочке».
Вот это номер! Я так и остолбенел. Слышал точно сквозь толстое стекло, как что-то говорят Феликс и Яша. Братья, наверное, спрашивали про своих родителей. А Базиль Тихонович отвечал им лукаво:
— Этого я не знаю еще. А вы попробуйте выяснить сами.
«Бабушка — Миронова Маша, только подумать! Это же надо: Гринев любил мою бабушку, и бабушка была знакома с Пугачевым, как я, скажем, с Феликсом! Нет, нет, это нужно проверить!» — вот что проносилось в это время в моей голове.
— А как же они попали в наш дом и стали нашими родителями? — спросила практичная Зоя.
— Вот это мне неизвестно, — признался слесарь. — Если вы что-то узнаете, обязательно скажите мне. Идет?
— Идет! — ответила Зоя за всех. — Уж я-то у мамы выведаю все! В два счета!
— Так она и скажет тебе, — хмыкнул Яша. — Ты думаешь, для этого она все держит в тайне, чтобы тебе сразу открыть, да?
— Ничего, — произнесла Зоя. — Откроет! Хотя мама и очень строгая, но все говорят, что она у меня под башмаком.
— Базиль Тихоныч, — подал голос молчавший Оладушкин. — А я просто Оладушкин? И больше никто?
Слесарь подумал, потер лоб и сказал:
— Точно сказать не могу, но, по-моему, ты из дружины Александра Невского. Ну-ка постарайся что-нибудь припомнить! Ну, ну!